Я не знаю, кто это. Я просто двигаюсь, чувствуя онемение внутри. Я не могу смотреть на отца, когда ухожу.

Как он мог так со мной поступить? Продать меня?

Вместо того чтобы с нетерпением ждать осуществления своих мечтаний, я иду к тому, что, как я знаю, станет моей погибелью.

Что еще это может быть?

Глава вторая

Массимо

Я смотрю вслед Мэнни, моему главному охраннику, когда он уводит Эмелию. Если бы я закончил здесь, я бы сам отвел ее в дом. Не он.

Я уже чувствую, как моя кровь закипает, наблюдая, как он касается ее. Наблюдая, как он касается того, что принадлежит мне. Princesca Балестери, женщина, которую считают драгоценной.

Она — Princesca, запертая в башне. Я просто переместил ее из одной башни в другую. Разница в этой истории в том, что не будет принца, который спасет ее. Никто не придет, чтобы дать ей свободу. Она — военный приз. Трофей, который я пришел забрать.

Если бы я был лучше, я бы пожалел ее. Она жертва, фигура на шахматной доске, которая теперь принадлежит мне.

— Дело сделано, — говорит адвокат, этот мудак Марцетти. Я снова смотрю на них, пока он ставит на контракт печать семьи Балестери.

— Хорошо, — говорит Па, снова беря на себя инициативу в нашем визите.

Хотя я чувствую на себе пристальный взгляд Риккардо, я наблюдаю, как Марцетти собирает контракт и другие документы с нашим предложением и начинает упаковывать их в конверт.

Он из тех, кого я называю раздражающий, бесхребетный кусок дерьма, который бездумно выполняет приказы. Именно этим он и занимается. Один из тех паразитов, что когда-то служили Риккардо.

Я смотрю на этого придурка и думаю, помнит ли он меня мальчишкой. Уверен, что помнит. Его взгляд говорит, что он прекрасно знает, кто я.

Когда он и его компания ублюдков пришли, чтобы вышвырнуть мою семью из нашего дома, я уставился на него так же, как сейчас. Тогда он смеялся надо мной и называл меня глупым ребенком. Мне было десять лет. Теперь мне двадцать девять, и я собираюсь захватить империю моего отца. Империю, которую он построил из небытия, которое у нас было.

С передачей руководства погашение долга перейдет ко мне.

В отличие от глупого ребенка, которым меня называли, теперь я владею Эмелией и почти шестьюдесятью процентами всех активов Balesteri. Остальное придет, когда ей исполнится двадцать один.

Власть — прекрасная вещь. Она намного лучше, когда ее можно попробовать и почувствовать, как она течет по твоим венам.

Марцетти теперь не смеется. Он чертовски напуган, как и этот черт Риккардо.

Мы с папой здесь, перед ним, и мы так далеки от бессилия, бесполезности или беспомощности. В отличие от того дня на кладбище, нет ни черта, что они могут сделать, или мы убьем каждого ублюдка в этом доме.

— Можно мне теперь идти? — спрашивает Марцетти, когда он заканчивает. Я почти смеюсь. Он выглядит так, будто готов обосраться.

Риккардо выглядит еще хуже из-за того, что его любимому адвокату пришлось просить у нас разрешения уйти.

— Можешь, — отвечает Па. Нам не нужен адвокат для того, что произойдет дальше.

Это дело Синдиката, и будет решаться между нами. Будет интересно посмотреть. Я продолжаю смотреть на Марцетти, который спешит отсюда, удирая, как крыса, которой он и является.

— Оставьте нас, — говорит Риккардо своим людям, и они следуют за ним.

Теперь нас только трое. Риккардо садится в свой стул. Я возвращаюсь к своему.

— Вернемся к делу, — говорит Па с заслуженной самодовольной улыбкой.

Мы еще не закончили с Риккардо. Взятие Эмелии было лишь первым актом. Наш план был хорошо продуман. Это то, что вы называете истинным искусством войны — знать, когда нужно доставить врага именно туда, где вы хотите, чтобы он был, и наносить удар не в то место, где он ранен, а когда вы знаете, что он ходит по грани между жизнью и смертью, и только чудо спасет его. Вот где сейчас находится Риккардо, и этот ублюдок это знает.

— Вы не можете просто так отобрать у меня право голоса, — говорит Риккардо, пытаясь сдержать тон. — Это то, что связывает меня с синдикатом. Каким бы я был членом без права голоса и принятия решений?

— Это не моя забота. Мне нужно твое право голоса, иначе сделка отменяется, — отвечает Па.

Мой отец здесь со мной, чтобы забрать последнее, чем владеет этот придурок: его право голоса в синдикате, Братстве. Как и Риккардо, мой отец является одним из лидеров Синдиката. Право голоса равно власти и контролю. Они дают контроль и отнимают контроль. Это последний акт моего отца в качестве босса. Его последний подарок мне перед тем, как он передаст империю Д'Агостино.

Наше требование права голоса Риккардо было шоком, с которым он столкнулся как раз перед тем, как вошла Эмелия. Вот почему он вел себя с ней так. Шок и отчаяние поглотили его. Шок от того, что у нас было столько власти и мы узнали его секреты. Отчаяние от того, что его загнали в угол.

Мы пришли сюда, чтобы убить его за деньги, которые он должен. Или предложить ему выход, который в равной степени уничтожит его задницу. Предложение было таким: его любимая дочь и новые роскошные апартаменты, которые он купил в начале года за долг, плюс его право голоса в обмен на наше молчание о его преступлениях перед Синдикатом из-за нарушения доверия.

— Ты отдашь его мне, или я не колеблясь сообщу Братству о твоих грубых ошибках. Сомневаюсь, что ты хочешь, чтобы это было предано огласке.

От ужаса на верхней губе Риккардо выступают капли пота. Ублюдок. Он идиот, раз думает, что мы, из всех людей, позволим ему урезонить нас. Ему повезло. И только. Повезло, что мы хотим только уничтожить его, а не просто убить его задницу. Этот ублюдок сделал то, чего не следует делать в нашем мире: недооценил. Он никогда не думал, что кто-то узнает его секрет, что он на грани разорения. И что он вор.

— Тебе это нравится, не так ли? — усмехается Риккардо.

— Да, — отвечает Па, коротко, мило и лаконично, зная, что Риккардо не хочет, чтобы Синдикат напал на его задницу. Я сдерживаю ухмылку, наблюдая, как улыбка победы танцует на губах моего отца.

Он думал, что он неприкасаемый, но все иногда проигрывают. Вот что с ним случилось. Он пошел на большую ставку, когда