сводит живот. Каждое общее воспоминание о нас будет заменено другими воспоминаниями, но уже без него. А я не могу этого сделать. Всё, что у меня осталось, — это мои воспоминания. Я не могу их заменить…

— Мы с Йеном вместе ездили в Кабо, — выдыхаю я.

Обе девушки хмурятся и кивают.

— Ты не можешь делать так вечно, — говорит Лекси.

— Просто ей нужно больше времени, — тут же возражает Джорджия.

Время: то, чего, как я думала, у нас с Йеном было предостаточно. Только оно закончилось задолго до того, как должно было, оставив мне только память о нём.

— Мне правда жаль, — отвечаю я им. — Я не могу. Я ненавижу, что вы проделали весь этот путь…

— Мы прилетели с родителями. У папы были кое-какие дела по фитнес-залу перед нашим отъездом, — произносит Джорджия.

— В следующий раз, — предлагаю я, но в моём тоне нет уверенности. — Спасибо, — благодарю их. — Спасибо. Спасибо.

— Пожалуйста, — Лекси вздыхает, притягивая меня в объятия. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — отвечаю я ей, прежде чем обнять Джорджию. — Желаю вам хорошенько отдохнуть.

Когда они выходят за дверь, входит моя мама. Она обнимает их и желает хорошо провести время. А потом мы остаёмся одни.

Сначала она ничего не говорит, просто подходит к балкону, где я сидела, и берёт в руки потрёпанный листок бумаги.

— Сколько таких ты написала? — спрашивает она, поднимая листок.

— Ни одного.

Её глаза на мгновение расширяются.

— Но я видела тебя…

— Это всё, что я написала, — я киваю в сторону листка, моё горло начинает сжиматься от переполнявших эмоций. Я ненавижу себя за то, что всё что я делаю целыми днями, это плачу. И когда я кажется, наконец, прихожу в себя, то снова плачу.

— О, Микаэла, — мама бросает письмо на мою кровать и заключает меня в свои объятия. — Мне больно видеть тебя такой, моя милая девочка, — моё лицо утыкается ей в грудь, и я сдавленно всхлипываю. — Я так сильно по тебе скучаю, — бормочет она, пока я плачу в её рубашку. — Пришло время, милая. Время двигаться вперёд. Ты заслуживаешь новую жизнь.

— Я не знаю, как справиться с этим, — признаю я. — Моё сердце… Мне больно, мам. — дрожь сотрясает моё тело, и мама обнимает меня крепче. — Я чувствую, что словно примёрзла к тому, что было пятнадцать месяцев назад, тому рождественскому дню, когда узнала о смерти Йена. Всё, что я делаю или о чём думаю, напоминает мне о нём, о нас, — я шмыгаю носом. — У нас были планы, и теперь… — я икаю. — Я не знаю, что мне теперь делать. Я чувствую себя такой потерянной. Он должен был быть со мной навсегда.

Мама слегка отстраняется и смотрит мне в глаза.

— Делай это день за днём. По одному шагу в день. Это всё, что ты можешь сделать. Но ты действительно должна начать двигаться вперёд.

— Я не знаю как.

— Только ты можешь это понять, — отвечает она. — Ты скорбишь. Но сидеть в этой комнате, избегая жизни, — это не выход, — она целует меня в лоб. — Я еду в развлекательный центр. Хочешь присоединиться ко мне?

Мои родители помогают управлять развлекательным центром, который был создан для того, чтобы уберечь детей от улицы. Мои бабушка и дедушка начали это, потому что мой отец был одним из таких детей.

Я качаю головой.

— Я просто…

— Я знаю, — она кивает, хмурое выражение омрачает её лицо. — Ты хочешь побыть одна, — от того, как она произносит эти слова, у меня сводит живот. Моё горе затрагивает не только меня, но и мою семью. Конечно, они дают мне личное пространство, но также по очереди проверяют меня каждый день. Даже мои тёти и дяди начали присоединяться к этому дежурству.

Мама сжимает мою руку и уходит. Я беру листок с кровати, вновь сажусь на балконе и смотрю на него. Моя мама права. Только я могу понять, что мне необходимо двигаться вперёд, а сидеть здесь, в этой комнате, изо дня в день, пытаясь написать письмо, которое не могу написать, не помогает. О чём это говорит?

Определение безумия — это делать одно и то же снова и снова, но ожидать новых результатов.

Мне нужно попробовать что-то новое. Я не могу продолжать так жить. Это разбивает сердца моих родителей.

Но куда бы мне поехать? О Кабо не может быть и речи. Мне нужно поехать туда, где я не была с Йеном. Туда, где смогу сосредоточиться на исцелении себя и движении вперёд. Может быть, даже смогу составить новый план. У меня сводит живот. Единственный план, который я хочу выполнить, — это тот, в который входит Йен. Только этого плана уже никогда не будет.

Куда я могу поехать?

И тут меня осенила идея. Я знаю такое место.

Уложив свои вещи в маленький чемодан, беру новый лист бумаги и пишу записку родителям, чтобы сообщить им, что мне пришлось уехать. Мне нужно побыть одной, чтобы начать двигаться дальше. Я даю им понять, чтобы они не волновались, но не говорю пункта моего назначения. Если я это сделаю, то они обязательно пришлют кого-нибудь проведать меня, а прямо сейчас мне просто нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Чтобы найти способ двигаться дальше.

Поскольку моя машина относительно новая — её подарили мне родители несколько лет назад на моё шестнадцатилетние, — я решаю прокатиться. До нашего пляжного домика в Венисе, Калифорния, четыре часа езды, но это пойдёт мне на пользу. Лучше всего думается в машине, с опущенными стёклами и громыхающей музыкой. Я останавливаюсь один раз выпить кофе и ещё раз в продуктовом магазине, чтобы купить кое-какие продукты, так как там определённо ничего не будет.

Мои родители купили этот пляжный домик много лет назад, так как они часто ездят в Лос-Анджелес на соревнования UFC2, а также навестить моих тётю и дядю. Оба моих родителя — бывшие бойцы UFC и владеют тренировочной базой UFC, которую они унаследовали от моего дедушки, под названием Бойцовский клуб Купера. Поскольку мы редко сюда приезжали, я никогда не была здесь с Йеном.

Я добираюсь ближе к девяти часам вечера. Это первый раз, когда я была здесь одна, но это спокойный район, у воды, и здесь есть сигнализация, так что я была уверена, что я в безопасности. Я паркуюсь на подъездной дорожке и собираю свои вещи. Когда же я иду к входной двери со своим багажом в одной руке и пакетами с продуктами в другой, у меня начинает