Алексей тупо смотрел ему вслед, слишком усталый иошеломленный, чтобы даже браниться. Подобной наглости он и вообразить себе немог. Люди Улановых держались тетушкой Марьей Пантелеевной в большой строгости,и даже такое разболтанное существо, как этот кучер Савелька, ходило бы у нее поструночке.

Ну, а коли, не ходило у Алексея, значит, он сам виноват.Значит, тётушка оказалась права, когда с горячностью уверяла, что ксамостоятельной жизни он еще совершенно не способен, поскольку повадками — сущеедитя малое. Что же она все, права да права, ну прямо как нанятая, эта тетушка!…

Радуясь, что пешеходов поблизости нету и никто не сделалсясвидетелем его унижения, Алексей дотащил свои пожитки до малого палисадничка,окружающего двухэтажный дом, и снова помянул Марью Пантелеевну недобрым словом:она ведь настаивала, чтобы Алексей взял с собой хоть одного человека из дворни!

Но перегруженная повозка не осилила бы дополнительногоседока, поэтому пришлось смириться с самостоятельностью. Впрочем, Алексею ктому не привыкать стать было. Собственного камердинера у него отродясь неводилось, как, впрочем, и у покойного отца, да и тетушка обходилась безгорничной.

“Дурень я, дурень, — мысленно стукнул себя по лбу Алексей. —Ну, чего надрываюсь, спрашивается? Пускай полежат вещички вон под темикустиками, а я тем временем живой ногой сбегаю в дом к дядюшке и спрошу у негокакого — то человека”.

И, сложив узлы да корзины поаккуратнее, Алексей зарысил квысокому крылечку с темными от недавно сошедшего снега ступеньками.

Он сперва подергал шнурок звонка, но отклика никакого неуслыхал. Возможно, шнурок был где-то оборван? Пришлось стучать, и все время,пока Алексей бил в косяк сперва осторожненько, согнутым пальчиком, потомпостукивал кулаком, потом громыхал что было мочи, он краешком мыслей удивлялся,почему дядюшка выбрал для себя столь невзрачное жилище.

Уж казалось бы… с его званием, с его положением при дворе…Впрочем, тетушка не раз упоминала о скромности кузена, о его неприхотливости,доходящей до аскетизма. Он же в ордене каком-то состоит, не то монашеском, нето еще каком-то там, принадлежа при этом как бы к двум церквам: православной,отеческой, и еще каким-то, боком — к католической.

Диковинно и странно, ну да что ж: куда поп, туда и приход. Идо нижегородской сельской провинции доходили слухи о страстной приверженностиимператора Павла Петровича какому-то неведомому Мальтийскому ордену, коего онбыл не просто членом, но и гроссмейстером.

При этом, сказывали, император был столь глубоко религиозен,что в спальне его, там, где клал он пред образом Спасителя земные поклоны,паркет был потерт от частых прикосновений лба! Как можно молиться враз двумбогам, Алексей не постигал, но хорошо понимал: ежели при дворе такая повеласьмода, дядюшке просто деваться некуда, приходится не отставать от других.

Между тем он все еще топтался на крылечке, ибо никто неспешил отпереть и спросить, чего изволит гость.

Дома никого нету, что ли? Ну ладно, дядюшка может быть вслужбе, а челядь? Поразбежалась, пользуясь отсутствием барина? Или оглохли всевраз?

Алексей в досаде стукнул кулаком по самой двери — и, к егоизумлению, она отворилась.

— Есть кто-нибудь? — крикнул он, входя в полутемные сени, апотом и в просторную прихожую, откуда вела лесенка во второй этаж. По стенамприхожая была вся заставлена большими ларями для шуб и шинелей и увешанаоленьими рогами, на которых, очевидно, в случае сборища гостей, во множествекрасовались бы треугольные военные шляпы.

Сейчас красиво отполированные рога были пусты, а в домепо-прежнему царила тишина.

Алексей пожал плечами, не ведая, что теперь делать. Потомрешился, сделал еще шажок по направлению к высокой двери и приотворил ее.

Он увидел перед собою большую проходную залу, где люстрыбыли затянуты тканью от пыли, а окна завешаны, так что здесь — царил полумрак.

В конце зала была еще одна дверь — приоткрытая, и Алексей,поми— нутно во весь голос оповещая о своем прибытии (менее всего он желал бы,чтобы откуда-то выскочил какой-нибудь заспанный слуга и вцепился бы в него,словно в татя-грабителя), быстренько перебежал через залу и вошел в следующеепомещение.

Вошел-и замер на пороге.

Это была столовая комната, причем обставленная с такойутонченной роскошью, какой Алексей даже не ожидал увидать в этом наружнонеуютном доме.

Комната была небольшая, отделанная дубом, увешаннаянатюрмортами, призванными возбудить как чревоугодие, так и взор гостей.

Алексей не больно-то понимал в изящном искусстве. Правда,тетушка всячески привечала крепостного малевальщика Спирю, украсив егокартинами барский дом, однако сии художества отличались от картин, увиденныхАлексеем сейчас, как.., как одежонка кухонной стряпухи отличается от бальноготуалета.

Даже на его невежественный взгляд, пред ним были картинывыдающихся художников. Как матово лоснились на них бока спелых персиков, какзолотился лимон, истекал соком ломоть окорока, чудилось дышал жаромсвежеиспеченный хлеб, играло искрами вино в бокалах, поражали взор пышныеневиданные цветы!

Впрочем, не живописный, а натуральный стол был тоже весьмахорош. За ним могло уместиться персон двадцать, однако он был накрыт на двеперсоны. Сверкало серебро, безмятежно трепетали, оплывая, свечки.

Несколько больших серебряных блюд были накрыты крышками,которые, однако, не в силах оказались преградить дорогу манящим ароматам, иусталый, проголодавшийся Алексей невольно сглотнул слюну. А вид десятка винных,бутылей возбудил в нем немалую жажду. Наверняка в этих пыльных сосудах таилисьвина, которых в жизни не пробовал он, знавший доселе только лишь домашнююналивку!

Алексей подошел ближе к столу и принялся с вожделениемразглядывать крахмальные белоснежные салфетки с вензелем “ПАТ”, лежащие натарелках.

Чистый снег, а не белье столовое. А каковы бокалы! Несеребряные стаканчики со стершимся от времени узором, как у них дома, а сверкающийхрусталь. Вот роскошь! Вот красота!

Вдруг Алексей заметил, что на дне одного из бокалов осталсятемно-бордовый осадок. Выходило, кто-то совсем недавно пил из него.

Возможно, дядюшка ждал-ждал своего приятеля, званного кзастолью, почувствовал жажду, выпил немного. А потом его отвлекли какие-тонеотложные дела? Стол, ведь сервирован не менее часа назад, свечи уже не—сколько оплыли.

Приятель, значит, так и не пришел…