Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьбаписательницы, если бы свекольная дама, не моргнув глазом, сказала – да, занят!Она могла бы даже промолчать, просто кивнуть – и тогда многое, очень многое вжизни Алены Дмитриевой и в жизнях других людей произошло бы по-другому,совершенно иначе. Однако в том-то и дело, что административная особа глазомсвоим, густо подкрашенным, моргнула. Вернее, заморгала обоими глазами с такойявной растерянностью, что не заметить этого не могла даже величайшая раззява насвете по имени Алена Дмитриева, которая, в принципе, дальше своего носа ничегоне видит. Но вот так случилось, что на сей раз ее зрение было обострено, изамешательство дамы она приметила, и почуяла неладное, и прицепилась крастерявшейся администраторше, как репей к дворняжке, и в конце концов вытянулаиз нее стыдливое признание: да, в самом деле, люксов в коттедже два, один изних занят, а другой…

– А другой?! – грозно вопросилаАлена. – Другой свободен? Правильно? Тогда почему нельзя меня в негопоселить? Он что, для кого-то зарезервирован? Что молчите? Имейте в виду, я несобираюсь жить с вашей интеллигентной дамой в двухместном номере. Или вынемедленно вручаете мне ключи от одноместного люкса в уединенном коттедже, илия возвращаюсь в Нижний и через своего адвоката требую расторжения договора ивозврата денег.

У дамы с начесом возникло в глазах легкочитаемое выражение ненависти и чего-то еще, читаемого уже с затруднением. Онамгновение смотрела на Алену в упор, потом опустила глаза, пожала плечами исказала:

– Ну, как хотите, госпожа Ярушкина. Я длявас же старалась, честное слово. Я-то думала, вы не захотите жить в номере, вкотором только что умер человек.

Мне повезло. Я до безумия люблю то дело,которым занимаюсь в жизни. Они меня возвышают над другими, эти проблемы,разрешить которые я пытаюсь. Человек, даже труп, – частица природы. А чтоможет быть выше попытки овладеть тайнами природы? Ведь на самом деле мир нестоил бы ничего, если бы не давал средств для своего изучения. Средство это –наука. Не только потому, что она подсказывает пути для того, как исправитьошибки природы. Да, и она, великая наша природа-матушка, совершает ошибки. Неошибается только тот, кто ничего не делает, а она – великая творительница… Но всамом деле существование, борьба, смерть людей совершенно непонятны, если их братьтак, как они есть, если принимать, не пытаясь осмыслить. Это все полнейший хаоси непоследовательность! Зачем борьба, волнения, страх, если все сами по себеони ничем не связаны и вдобавок кончаются могилой? Разве стремления не такая женелепость, как неподвижность? Но взгляните на них как на воплощениебиологических законов, и все тотчас становится осмысленным и прекрасным. Вотвозьмите хотя бы улицу. Что это такое? Это артерия. Она разветвляется, давая встороны переулки – эти веточки, копирующие сосудистую сеть. По ним бегут люди.Прохожие жмутся вдоль стен – это белые кровяные шарики; вот один вошел в дверь;но ведь это он пронзил артерию и юркнул в самую паренхиму органа. А посрединеулицы несется главная масса: это ведь поток красных кровяных телец. Смотрите,на углу крики, шум: кто-то нападает на мирно идущего человека и хочет егоизбить. Сейчас же собирается толпа, со всех сторон подбегают милиционеры. Развеэто не фагоциты спешат обезвредить опасный микроб? Родильные дома, детскиесады, школы – разве это не участки костного мозга, где образуются и развиваютсямолодые клеточные особи?

Да, кругом столько материала для созерцания! Ине просто для созерцания, но и для исправления. Тогда понимаешь, что ты –только клеточка мироздания, но имеющая свое особое значение и место в космосе.Уяснять это все – всегда высокое наслаждение. И даже житейские невзгоды, даженедуги, даже потери не могут омрачить этих духовных радостей.

Нет, потери бывают разные… Но даже в час самойгорькой моей утраты мой дух поддерживают эти размышления!

…Помню, давно, еще когда все в моей жизни былоиначе, мы отдыхали на берегу моря в маленькой латвийской деревушке. Впервыевстретиться с морем… это было просто чудо. Голубое, бесконечное, оно казалосьмне любвеобильным сердцем, которое глубоко и умиротворенно дышит. Когда налеталветер и поднималась буря, темное, как свинец, море начинало бурлить, и тогдабыло похоже, что оно задыхается от асфиксии. Раз ночью, невдалеке от крохотнойтурбазы, где мы жили, загорелся дом – деревянный, на каменном основании,простоявший, может быть, век, а то и два. Неведомо почему сделался пожар –очень может быть, что и по криминальной причине. Меня это мало волновало. Кудаинтересней был сам пожар и звук деревенского набата, такой странный для моего уха,и две пожарные машины, которые примчались из города, издавая ужасный вой, когдасгорело уже все, что могло гореть, и огонь погас сам собой, и только небо ещекраснело длинными полосами зарева.

Наутро мы пошли посмотреть на пепелище.Отталкивающее зрелище: среди ровного ряда домиков безобразно торчали обугленныеразвалины: кирпичи, глина, доски, камни образовывали плотную, бесформеннуюкучу. Это была плотность и бесформенность инфильтрата после воспаления. А черезнесколько дней эту кучу окружили люди с лопатами и носилками, стали разбиратьразвалины. Началось рассасывание шрама. Вскоре все было очищено, мусор вывезен,фундамент снесен. На месте безобразной кучи образовалась гладкая площадка.Инфильтрат рассосался!

Почему меня так успокоила та картина? Почемуможно было поверить, что так будет всегда и в моей собственной жизни? Откудавзялась эта наивная, детская надежда?

…Еще помню, когда мы в институтеприсутствовали при вскрытии трупов и находили в легком, например, огромнуюобласть, затромбированную сгустком крови, то можно было представить, чточеловек этот, при всем своем благополучии в остальном, не мог жить с такимучастком, выключенным из кругооборота организма. То же самое и со мной сейчас:какая-то эмболия души у меня.

Одно спасение: я пытаюсь найти способ, каквылечить мою рану. Где найти антидот от яда, который меня отравил?

…Как странно: из крови больного человека илиживотного делают вакцину для предотвращения того же заболевания у других.Наука, созданная человеком, милосерднее человеческого сердца. Чтобы вылечиться,ему надо не исцелить, а уничтожить другого.

Когда я перечитываю свои дневники последнеговремени, они кажутся мне бессвязными записками сумасшедшего. Да и любомудругому человеку, который прочел бы это, наверника захотелось бы опасливоспросить: «Да в своем ли автор уме?!»

В своем?..

Отвечаю и себе, и другим: ну да, конечно. Всвоем! Другое дело, что с некоторых пор все процессы, которые в обычноморганизме направлены во благо – на исцеление, в моем подчинены прямопротивоположной цели: цели разложения и уничтожения.

* * *

– Что? – тупо спросила Алена. –Что вы сказали?