С этими паспортами они пересекли границу, после чегоаусвайсы стали не нужны. Во внутреннем кармане пиджака лежала еще парочка –опять-таки российские, но уже с другими вымышленными анкетными данными. Визы,как и в первых, стояли правильные, подделка была того класса, который уличныепостовые обнаружить не способны, – да и не всякий сыскарь сподобится, тутнужны оч-чень скрупулезные исследования, а контрразведка местная хиленькая,поскольку и государство не из крупных, оттого и здешних должностных лицпокупать проще, чем в странах побольше. Вот и обнаруживаются тут разные...гидрографические экспедиции с убедительными бумагами и неведомо какими путямидоставленными в страну крылатыми ракетами.

Теперь все было в порядке. Те, что пересекли границу,растворились в воздухе, как не бывало, и взамен объявились совершенно другиелюди, если верить документам, обосновавшиеся в стране еще четыре дня назад...

Он вышел из ванной – коротко стриженный типчик влегкомысленной пестрой рубашечке, звеневший златой цепью на шее, которая,пожалуй, удержала бы и солидного кобеля, сверкавший золотыми г а й к а м и напальцах. Классический образ нового русского, в реальности, в общем, почтивымерший, но все еще встречавшийся в экзотических уголках. Маскировка быланадежнейшая: за последние годы к таким именно красавцам весь мир успелпривыкнуть и относился без малейшего подозрения, разве что с опаской – мало личто могут выкинуть, монстры...

В глубине души Мазур испытывал даже нешуточное облегчение:по сравнению со старыми временами маскировка упростилась несказанно. Летдвадцать назад, посланный и м п е р и е й, он представал бы в обликеавстралийца из глубинки, поляка или вовсе уж экзотического исландца. Пришлосьбы тщательно п о д п у с к а т ь в английскую речь соответствующие жаргонныесловечки, придирчиво конструировать акцент, быть готовым к каверзным вопросам одалекой «родине», опасаться самого жуткого – нечаянного земляка... И еще массадругих заморочек. А теперь – извольте любоваться! Ни ухищрений, ни сложныхверсий. Чисто конкретный Вася Пупкин с фунтом золота на шее, россиянин, а какже... а в лоб кто хочет? Честно признаться, благодать...

Анка раскинулась в кресле у окна, одетая крайнелегкомысленно – белые кружевные трусики и символическая маечка. Ну, и,соответственно, своя пара фунтов золота вкупе с фунтом косметики. Покосившисьна нее, Мазур проворчал:

– Накинула бы что-нибудь, а то я стесняюсь...

– Ага, – сказала Анка. – Ты еще покрасней маковымцветом... По физиономии видно, какой ты стеснительный... Вообще, я в интересахдела. Вживаюсь в роль. Блядь я при новом русском, или уже где? Мне образнарабатывать надо. Глотни, я и тебе стаканчик намешала, – она сунулаМазуру высокий стакан, приятно позвякивавший кубиками льда. – Ты тут бывалкогда-нибудь?

– Один раз, – ответил Мазур лаконично, –давным-давно.

И в прошлый раз, двадцать лет назад, все, разумеется,обстояло совершенно иначе, командировка проходила, как водится, в жуткоантисанитарных условиях: совершенно нелегально, темнющей безлунной ночью, саквалангом на горбу, а потом, когда они, как им и было положено, бесшумнорастворились в ночной тьме, на берегу пылало и грохотало, пламя стояло донебес, разбегались везучие уцелевшие, пулеметы охраны наобум лупили в ночь,одним словом, конец света в отдельно взятом регионе. Ну, и нечего было лазитьчерез границу с подрывными зарядами, нечего было пакостить республике, взятойпод покровительство Москвы... В старые времена, если уж взялся за такое дело,жди гостей. И если кто не спрятался, гости не виноваты...

Он присел на подоконник, тоже уставился в окно. Уютный тихийпансионат, состоявший из крохотных отдельных домиков, располагался на вершинехолма, и вид оттуда открывался роскошный: заросший пальмами, спускавшийся кокеану пологий откос, полоса белого песка, необозримая морская гладь догоризонта, вся в солнечных зайчиках, разноцветные паруса маленьких яхт, белыйкорабль в миле от берега, справа виднеется белоснежный отель, оченьсовременный, похожий на декорацию из дорогого блокбастера из галактическойжизни...

– Нужно было осесть вон в том отеле, – сказала Анка,развернувшись с креслом и закинув ноги ему на колени. – Настоящиймуравейник, народу столько, что в два счета затеряешься...

– Ну, в таких местечках есть своя прелесть, – сказалМазур. – В этаких вот муравейниках, между прочим, полно агентуры –туристическая полиция, контрразведка, прочей твари по паре. А за таким вотпансионом очень трудно наблюдать, любой топтун издалека виден.

Он не старался говорить наставительно, разыгрывать из себякрутого профессионала – как-никак им предстояло работать вместе, и, похоже, нетолько в этой операции; следовало с самого начала выстроить нормальные отношения,не подавляя опытом и авторитетом. В принципе, именно так за все годы службы онс новичками и держался, так что ничего нового придумывать не пришлось: максимумтакта, терпения и выдержки, и только...

– Понятно, шеф... то есть папик, – сказала Анка снезависимым видом. – Или мне тебя Коляном кликать?

– Лучше уж просто Николаем, – сказал Мазур. – Безвсяких «папиков», что за чушь...

– Поняла, Коленька. Тебе мои ноги не мешают?

– Ноги как ноги, – сказал Мазур. – В моем вкусе.

– Ого! Намек на то, что мне пора трусы стягивать?

– Да ладно тебе, – сказал Мазур вполнемиролюбиво. – В жизни малолеток не принуждал, пользуясь служебнымположением.

Кажется, он ненароком угодил в болевую точку: Анка мгновенноубрала ноги, стукнув пятками по полу, ощетинилась, как разъяренный дикобраз,глаза самым натуральным образом метали молнии:

– Эй, супермен! Я тебе не малолетка!

Очень мило, констатировал Мазур. Похоже, совершенно нечаянноразбередил к о м п л е к с ы. П о к а ч а т ь ее в этом направлении малость,что ли? Скуки ради, времени-то до оговоренной встречи предостаточно...

– А кто ж ты, красавица? – пожал он плечами, ужеподпустив в голос толику того самого превосходства. – По сравнению снекоторыми, пардон, зелена...

– Это с тобой, что ли, К о л ю н ч и к?

– А хотя бы, – сказал Мазур.

– Ага, – сказала Анка, испепеляя его взглядом.Выразительные у нее были глазищи, серые, большие, красивые, в общем. –Началось. Супермен с ранешних времен, крейсера в одиночку топил перочиннымножиком, красное знамя водружал везде, где свободный камушек отыщется... Ты,пожалуйста, таким тоном со мной больше не разговаривай. Я понимаю, что тыстарший, синьор Робинзон, а я, соответственно, Пятница, но все равно, забазаром следи...

– А то – что?

– А то как бы в ухо не прилетело нечаянным образом.

– Да ну?

Она взмыла из кресла, отступила на три шага, на серединубольшой пустоватой комнаты, сузив глаза, усмехнулась не без вызова: