На дороге тем временем происходило вот что. Фандорин лупилприкладом несчастную клячу, которая старалась как могла, выбрасывая впередмосластые ноги. До куста, где сидела оглушенная падением Варя, оставалось всегоничего, а сзади, в какой-нибудь сотне шагов, громыхая выстрелами, катиласьсвора преследователей — не меньше десятка. Внезапно сивая кобыла сбилась саллюра, жалостно мотнула башкой, пошла бочком, бочком и плавно завалилась,придавив всаднику ногу. Варя ахнула. Фандорин кое-как вылез из-под силящейсявстать лошади и выпрямился во весь рост. Оглянулся на Варю, вскинул ружье истал целиться в башибузуков.

Стрелять он не спешил, целился как следует, и его позавыглядела столь внушительно, что никто из разбойников первым лезть под пулю незахотел, — отряд рассыпался с дороги по лугу, охватывая беглецовполукругом. Выстрелы стихли, и Варя догадалась: хотят взять живьем.

Фандорин пятился по дороге, наводя ружье то на одноговсадника, то на другого. Расстояние понемногу сокращалось. Когда волонтер почтипоравнялся с кустом, Варя крикнула:

— Стреляйте, что же вы!

Не оглядываясь, Эраст Петрович процедил:

— У этого партизана ружье не заряжено.

Варя посмотрела налево (там были башибузуки), направо (тамтоже маячили конные в папахах), оглянулась назад — и сквозь негустые зарослиувидела нечто примечательное.

По лугу галопом неслись всадники: впереди, на мощном ворономжеребце, по-жокейски оттопырив локти, скакал, а точнее, летел по воздуху нектов широкополой американской шляпе; следом догонял иноходью белый мундир сзолотыми плечами; потом дружной стаей поспешал на рысях десяток кубанскихказаков, а позади всех, порядочно отстав, подпрыгивал в седле какой-тонесусветный господин в котелке и длинном рединготе.

Варя смотрела на диковинную кавалькаду как завороженная, аказаки тем временем засвистали и заулюлюкали. Башибузуки тоже загалдели исбились в кучку — к ним на выручку торопились остальные во главе с рыжебородымбеком. Про Варю и Фандорина эти ужасные люди забыли, им теперь было не до них.

Назревала рубка. Варя вертела головой то туда, то сюда,забыв об опасности, — зрелище было страшным и красивым.

Но бой закончился, едва начавшись. Всадник в американскойшляпе (он теперь был совсем близко, и Варя разглядела загорелое лицо, бородкуa-la Louis-Napoleon[2] и подкрученные пшеничные усы) натянулповодья, замер на месте, и в руке у него откуда ни возьмись появилсядлинноствольный пистолет. Пистолет — дах! дах! — выплюнул два сердитыхоблачка, и бек в драном бешмете закачался в седле, словно пьяный, и сталвалиться на сторону. Один из башибузуков подхватил его, перекинул через холкусвоего коня, и вся орава, не вступая в бой, стала уходить.

Мимо Вари и устало опирающегося на бесполезное ружьеФандорина вереницей пронеслись и волшебный стрелок, и всадник в белоснежноммундире (на плече блеснул золотом генеральский погон), и ощетинившиеся пикамиказаки.

— Там пленный офицер! — крикнул им вслед волонтер.

Тем временем неспешно подъехал последний из чудеснойкавалькады, цивильный господин, и остановился — погоня его, судя по всему, непривлекала.

Круглые светлые глаза поверх очков участливо воззрились наспасении.

— Чэтники? — Опросил цивильный с сильныманглийским акцентом.

— Ноу, сэр, — ответил Фандорин и добавил ещечто-то на том же языке, но Варя не поняла, ибо в гимназии учила французский инемецкий.

Она нетерпеливо дернула волонтера за рукав, и тот виноватопояснил:

— Я г-говорю, что мы не четники, а русские ипробираемся к своим.

— Кто такие четники?

— Болгарские повстанцы.

— О-о, ви дама? — на мясистом добродушном лицеангличанина отразилось изумление. — Однако какой мэскарад! Я не знал, чторусские ползуют дженщин для эспианаж. Ви хироуиня, мэдам. Как вас зовут? Этобудет отчен интэрэсно для моих тчитатэлэй.

Он извлек из походной сумки блокнот, и Варя только теперьразглядела у него на рукаве трехцветную повязку с номером 48 и надписью«корреспонденть».

— Я — Варвара Андреевна Суворова и ни в каком«эспианаже» не участвую. У меня в штабе жених, — с достоинством сказалаона. — А это мой спутник, сербский волонтер Эраст Петрович Фандорин.

Корреспондент сконфуженно сдернул котелок и перешел нафранцузский:

— Прошу прощения, мадемуазель. Шеймас Маклафлин,сотрудник лондонской газеты «Дейли пост».

— Тот самый англичанин, который писал про турецкиезверства в Болгарии? — спросила Варя, снимая шапку и кое-как приводя впорядок волосы.

— Ирландец, — строго поправил Маклафлин. —Это совсем не одно и то же.

— А они кто? — Варя кивнула в ту сторону, гдеклубилось пыльное облако и гремели выстрелы. — В шляпе — кто?

— Этот несравненный ковбой — сам мсье д'Эвре, блестящееперо, любимец французских читателей и козырной туз газеты «Ревю паризьен».

— «Ревю паризьен»?

— Да, это парижская ежедневная газета. Тираж — стопятьдесят тысяч, что для Франции невероятно много, — пренебрежительнопояснил корреспондент. — Но у моей «Дейли пост» ежедневно продается двестисорок тысяч номеров, так-то.

Варя помотала головой, чтоб волосы легли получше, ипринялась рукавом стирать пыль с лица.

— Ах, сударь, вы подоспели как нельзя более кстати. Васпослало само провидение.

— Нас притащил сюда Мишель, — пожал плечамибританец, а точнее, ирландец. — Он остался не у дел, приписан к штабу ибесится от безделья. Сегодня утром башибузуки немного пошалили в русском тылу,и Мишель лично кинулся в погоню. А я и д'Эвре при нем вроде болонок — куда он,туда и мы. Во-первых, мы старые приятели, еще с Туркестана, а во-вторых, гдеМишель, там обязательно найдется хороший сюжет для статьи… А, вон онивозвращаются, и, конечно, как говорят русские, ne solono khlebavshi.

— Почему «конечно»? — спросила Варя.

Корреспондент снисходительно улыбнулся и промолчал, за негоответил Фандорин, до сей поры участия в разговоре почти не принимавший:

— Вы же видели, мадемуазель, что у б-башибузуков конисвежие, а у преследователей заморенные.

— Absolutely so,[3] — кивнулМаклафлин.