Лин взяла и стала их просматривать. Тут не было никакихизлишеств.

Черепица на починку крыши; ремонт изгороди; заменапрохудившегося котла отопления в кухне. Сумма получалась солидная.

Миссис Марчмонт жалобно сказала:

— Думаю, нам придется переехать отсюда. Но куда? Маленькихдомиков нет, их просто не существует на свете. О, я не хочу расстраивать тебявсем этим, Лин, сразу после твоего возвращения. Но я не знаю, что делать.Просто не знаю…

Лин посмотрела на мать. Ей было за шестьдесят. Она никогдане отличалась здоровьем. Во время войны у нее жили эвакуированные из Лондона,она готовила для них и убирала, работала в Женской организации помощи фронту,варила варенье, помогала организовать горячие завтраки в школе.

Она трудилась по четырнадцать часов в день, и это послелегкой жизни, которую она вела до войны. Лин видела, что мать держится изпоследних сил. Она измотана и полна страха перед будущим.

В душе Лин закипал гнев. Она медленно проговорила:

— А не могла ли бы эта… Розалин… помочь?

Миссис Марчмонт вспыхнула.

— Мы не имеем права, никакого права.

Лин возразила:

— Я думаю, ты имеешь моральное право. Дядя Гордон всегдапомогал нам.

Миссис Марчмонт покачала головой.

— Не очень красиво, дорогая, просить милости у того, кого неслишком жалуешь. Да к тому же этот ее братец никогда не разрешит ей дать нипенни.

Затем героизм уступил место чисто женской язвительности, иона добавила:

— Если только он вообще ей брат!

Фрэнсис Клоуд в задумчивости смотрела на мужа, сидящегонапротив нее за обеденным столом.

Фрэнсис было сорок восемь лет. Она принадлежала к числу теххудых подвижных женщин, которым идет одежда из твида. Ее лицо, не знавшеекосметики, кроме легкой полоски помады на губах, носило следы былойвысокомерной красоты.

Джереми Клоуд был худощавый седой шестидесятитрехлетниймужчина с замкнутым и бесстрастным лицом. В этот вечер его лицо казалось дажеболее бесстрастным, чем обычно.

Жене было достаточно одного взгляда, чтобы заметить это.

Пятнадцатилетняя девочка сновала вокруг стола, подаваяблюда. Ее напряженный взгляд был устремлен на Фрэнсис. Если та хмурилась, угорничной все чуть ли не из рук валилось, а при одобрительном взгляде онарасплывалась в улыбке.

В Вормсли Вейл давно с завистью отметили, что уж если у когохорошие слуги, так это у Фрэнсис Клоуд. Она не подкупала их чрезмерной платой ибыла очень требовательна, но охотно ободряла всякую удачу и так заражалапримером собственной энергии и трудолюбия, что обыкновенная работа по домуприобретала какой-то чуть ли не творческий смысл. В течение своей жизни Фрэнсиспривыкла, что ее обслуживают, и воспринимала это как должное; она так же ценилахорошую кухарку или хорошую горничную, как ценила бы хорошего пианиста.

Фрэнсис Клоуд была единственной дочерью лорда ЭдвардаТрентона, который разводил племенных лошадей по соседству с Вормсли Хит. Те,кто знал обстоятельства дела, расценили полное банкротство лорда Эдварда какнаилучший способ избежать худших последствий. Ходили слухи о странныхпроисшествиях с его лошадьми, о каком-то расследовании Правления клуба жокеев.Но лорд Эдвард уладил все дело, лишь слегка замарав свою репутацию, и достигсоглашения с кредиторами, которое давало ему возможность вести чрезвычайнокомфортабельную жизнь где-то на юге Франции.

Всеми этими благодеяниями он был обязан хитроумию инедюжинной энергии своего поверенного, Джереми Клоуда. Клоуд сделал гораздобольше того, что обычно делает поверенный для своего клиента, даже предложилсобственные гарантии. Он ясно дал понять, что испытывает глубокое чувство кФрэнсис Трентон, и по истечении некоторого времени, когда дела ее отца былиблагополучно устроены, Фрэнсис стала миссис Джереми Клоуд.

Каковы были ее собственные чувства, никто не знал. Можнобыло только с уверенностью сказать, что она честно выполнила свою частьдоговора. Она была хорошей и верной женой для Джереми, заботливой матерью ихсына, всячески соблюдала интересы Джереми и никогда ни словом, ни делом недавала основания думать, что этот брак был вызван чем-либо иным, кроме еесобственной доброй воли.

За это семья Клоудов чрезвычайно уважала и почитала Фрэнсис.Клоуды гордились ею, считались с ее мнением, но никогда не испытывали к нейнежных чувств.

Что думал о своей женитьбе сам Джереми Клоуд — никто незнал, ибо никто вообще не знал, что думал или чувствовал Джереми Клоуд.«Сухарь» — таким считали Джереми. Мнение о нем как о юристе и порядочномчеловеке было очень высокое. Контора «Клоуд и Брунскил» никогда не бралась засомнительные дела. Ее считали не особенно блестящей, но вполне надежной.

Фирма процветала, и Джереми Клоуд жил в красивом домегеоргианского стиля, рядом с базарной площадью. За домом тянулся большойстаринный сад, окруженный стеной, и весной, когда цвели груши, в этом садубушевало море белых цветов…

Покончив с обедом, муж и жена перешли в комнату, окнакоторой выходили в этот сад. Служанка Эдна принесла кофе. Она взволнованнодышала открытым ртом: у нее были полипы. Фрэнсис, налив немного кофе в чашечку,попробовала — кофе оказался крепким и горячим. Она коротко одобрила:

— Отлично, Эдна.

Эдна покраснела от удовольствия и вышла из комнаты,удивляясь, однако, про себя, как это люди могут пить такой кофе. По мнениюЭдны, кофе должен быть бледно-кремового цвета, очень сладкий и с большимколичеством молока!

В комнате, выходящей в сад, Клоуды пили свой кофе, черный,без сахара.

Во время обеда они говорили о самых разных вещах: ознакомых, о возвращении Лин, о видах на урожай. Но сейчас, наедине, онимолчали.

Фрэнсис откинулась в кресле, наблюдая за мужем. Онсовершенно забыл о ее присутствии. Правой рукой он поглаживал верхнюю губу.Хотя Джереми Клоуд и сам не подозревал этого, такой жест был характерен длянего и выражал тайное и глубокое волнение. Фрэнсис не часто приходилось видетьэтот жест. Однажды — в раннем детстве Энтони, их сына, когда он был тяжелоболен. Другой раз — в ожидании вердикта присяжных. Потом — в начале войны,когда должны были прозвучать решающие слова по радио. И еще — накануне уходаЭнтони в армию после отпуска.

Перед тем как заговорить, Фрэнсис задумалась.

Ее замужняя жизнь была счастливой, но ей не хватало теплоты,выраженной словами. Фрэнсис всегда уважала право мужа быть сдержанным. Онплатил ей тем же.