Даже когда пришла телеграмма о гибели Энтони, ни один из нихне позволил себе распуститься.

Он тогда вскрыл телеграмму, затем поднял на нее глаза. Онасказала: «Это оттуда?..» Он наклонил голову, подошел и вложил телеграмму в ееруку.

Некоторое время они совершенно молча стояли рядом. ЗатемДжереми сказал: «Как бы я хотел помочь тебе, дорогая». А она ответила — твердымголосом, в котором не было слез, ощущая только ужасную пустоту и боль: «Тебеведь так же трудно, как и мне». Он погладил ее по плечу. «Да, — сказал он. —Да…»

И пошел к двери, ступая немного неверно, но с поднятойголовой. Как-то сразу он постарел и повторял только: «Что же тут говорить… Чтоже…»

Она была благодарна ему, бесконечно благодарна за этудушевную чуткость. Сердце ее разрывалось от жалости при виде его внезапнопостаревшего лица. Со смертью ее мальчика в ней самой что-то оледенело, исчезлообычное человеческое тепло. Она стала еще более энергична и деятельна. Еебезжалостный здравый смысл порой вызывал почти страх.

Джереми Клоуд снова провел пальцем по верхней губе —нерешительно, будто в поисках чего-то. И Фрэнсис заговорила, спокойно и четко:

— Что-нибудь случилось, Джереми?

Он вздрогнул. Кофейная чашка чуть не выскользнула у него изрук. Он тут же овладел собой, уверенным движением поставил чашку на поднос.Затем поднял глаза на жену.

— Что ты имеешь в виду, Фрэнсис?

— Я спрашиваю тебя: случилось что-нибудь?

— Что могло случиться?

— Глупо было бы гадать. Лучше скажи мне сам.

Она говорила без видимого волнения, деловым тоном. Он сказалнеуверенно:

— Ничего не случилось.

Она не ответила. Она просто ждала, не придав, казалось,никакого значения его утверждению. Он посмотрел на нее.

И вдруг на мгновение непроницаемая маска соскользнула с егосурового лица, и Фрэнсис поймала взгляд, полный такого мучительного страдания,что едва не вскрикнула. Это продолжалось только мгновение, но она несомневалась в том, что не ошиблась.

Она сказала спокойно, ровным голосом:

— Я думаю, тебе лучше рассказать мне…

Он вздохнул глубоко и тяжело.

— Да. Все равно рано или поздно тебе придется об этомузнать. — И неожиданно прибавил:

— Боюсь, что ты заключила невыгодную сделку, Фрэнсис.

Она игнорировала скрытый смысл этой фразы, до которого нехотела доискиваться, чтобы скорее узнать факты.

— В чем дело, — спросила она, — в деньгах?

Она сама не знала, почему это было первое, что пришло ей наум. Никаких особых признаков финансовых затруднений, кроме обычных дляпослевоенных лет, она не ощущала. Он мог скрывать от нее какую-нибудь болезнь —последнее время он плохо выглядел, очень уставал и слишком много работал.

Тем не менее инстинкт подсказал ей, что дело в деньгах, и,кажется, она оказалась права.

Муж кивнул.

Понятно. Минуту она молчала, обдумывая. Ее лично денежныевопросы совершенно не волновали, но она знала, что Джереми этого не понять. Длянего деньги означали все: твердое положение, определенные обязательства, местов обществе, наконец престиж. Для нее же деньги были игрушкой, средствомполучать удовольствия. Она родилась и выросла в атмосфере финансовойнеустойчивости. Бывали чудесные времена, когда лошади делали то, что от нихожидали. Бывали трудные времена, когда торговцы отказывали в кредите и лордуЭдварду приходилось прибегать к весьма неблаговидным уловкам, чтобы избежатьвстреч с судебными исполнителями в передней своего же дома. Однажды они целуюнеделю прожили на сухом хлебе и рассчитали всех слуг. Был случай, когдасудебный исполнитель не уходил от них целых три недели. Он оказался славныммалым; с ним было весело играть и интересно слушать рассказы о его маленькойдочке. Когда нет денег, надо у кого-нибудь попросить, или поехать за границу,или жить некоторое время за счет друзей и родственников. Или взять укого-нибудь взаймы.

Но, глядя на мужа, Фрэнсис понимала, что в мире Клоудов такне поступают. Здесь не просят, не берут в долг и не живут за чужой счет (исоответственно предполагается, что у вас не будут просить, брать у вас в долгили жить за ваш счет).

Фрэнсис от души жалела Джереми и чувствовала себя немноговиноватой в том, что ее саму все это нисколько не волнует. Как всегда, онастала искать спасения в практическом действии.

— Нам придется все продать? Фирма лопнет?

Джереми вздрогнул, и она поняла, что попала в точку.

— Дорогой мой, — мягко сказала она, — ну скажи мне. Я немогу больше гадать.

Клоуд принужденно сказал:

— Два года назад у нас были очень серьезные трудности. Тыпомнишь, молодой Вильямс бежал с деньгами. Нам было трудно снова встать наноги.

Затем были некоторые затруднения, возникшие в результатеположения на Дальнем Востоке после Сингапура…

Она прервала его:

— Неважно, в конце концов, почему. Бог с ними, с причинами.Вы попали в сложный переплет и не сумели выбраться из затруднений?

Он сказал:

— Я надеялся на Гордона. Гордон поправил бы дела.

Она нетерпеливо вздохнула.

— Я не хочу обвинять беднягу. В конце концов, это такестественно — потерять голову из-за хорошенькой женщины. И почему бы ему былоне жениться, если ему захотелось? Просто ужасно не повезло, что он был убит вовремя первого же воздушного налета, не успев уладить дела или составить новоезавещание. Беда в том, что никто никогда не верит, как ни велика опасность, чтоубьет именно его. Бомба всегда попадает в соседа!

— Я очень любил Гордона и гордился им, — сказал Джереми, — ивсе же его смерть была для меня не только потерей, но и катастрофой. Он умер втот момент…

Он замолчал.

— Мы обанкротимся? — с интересом, ничуть не окрашеннымэмоциями, спросила Фрэнсис.

Джереми Клоуд глядел на нее почти с отчаянием. Ему было былегче перенести ее слезы, волнение. Но этот хладнокровный, почти теоретическийинтерес совершенно убивал его.

Он хрипло сказал:

— Дело обстоит гораздо хуже…

Он наблюдал за ней: она, сидела неподвижно, обдумывая егослова. Он говорил себе: «Через минуту я должен буду сказать ей. Она узнает, ктоя такой… Может быть, она сначала и не поверит».