Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что?
— Ничего. Они никого там не нашли.
— Значит, там и не было никого, — резонно заметил Алексей.
— Но шаги! Шаги я слышала точно! И Аграфена их слышала, пока они с Семеном ходили там. И она ужасно испугалась, и Семен тоже испугался. А когда вернулись, на них лица не было! — воскликнула Катенька.
— Не сердись, мой друг, но это вздор.
— Нет, не вздор!
— Ты просто устала, тебе помстилось что-то… Я сам виноват: тебя нельзя оставлять тут в одиночестве, даже на сутки. Ну а Аграфена, хотя женщина и неглупая, и никогда я за ней ничего такого не замечал, все же крестьянка. А крестьянские суеверния воображение широко известны. Она навыдумывала бог весть что, стала себя пугать и тебя заодно.
— Это уже я, скорее, стала ее пугать, — пробормотала Катенька.
— Ну, друг мой, не огорчайся. Больше я ни одной ночи вне дома не проведу, — Алексей зарылся лицом в волосы жены. — Я ту ночь места себе не находил, признаюсь. О тебе скучал.
Катерина обернулась к мужу и обняла его.
— Как я люблю тебя, — прошептал он. — С первой нашей встречи люблю…
— А как такое получилось, что ты сразу меня полюбил? — вдруг спросила она.
— Не знаю, — Алексей пожал плечами. — А ты? Ты никогда не говорила, что любишь меня, — внезапно прибавил он.
Катерина улыбнулась и, чтобы не отвечать, нежно поцеловала мужа. Она и сама не знала, для чего ей потребовалось не отвечать. Почему не смогла она теперь сказать, что тоже его любит. Быть может, оттого, что она до сих пор не понимала: любит она или нет… Но Алексею вовсе не нужно было ее ответа — он счел ее поцелуй желаннее всяких слов в мире, и некоторое время они молчали, занятые совершенно другим делом.
Потом Катенька не без усилия отодвинулась от Алексея и спросила:
— А что было дальше?
— О чем ты? — муж не сразу понял, про что она спрашивает.
— Про дом, — улыбнулась Катерина.
— А-а… — протянул он. — Ну, году этак в 1775-м, была построена новая часть дома, в которой мы теперь живем, — говорить ему вовсе не хотелось, ему хотелось целовать свою любимую жену, и он было решился продолжить это сладостное занятие и прекратить все расспросы.
Но Катерина ему этого не позволила. Она решила добиться ответа во что бы то ни стало! Шаги на темной стороне дома и тягостное ощущение, которое она испытала, бывая там, нежелание прислуги без надобности ходить на ту половину, — все требовало объяснения. Поэтому она продолжила:
— А после того?
— А после… — Алексей призадумался, — после жили мои родители, я, но ничего не менялось в доме. И это заметно, ведь он совсем не похож на те дома, что строят нынче.
— А что случилось с тем Долентовским, который построил этот дом?
— Что случилось? Ну-у… — по правде говоря, Алексей весьма смутно помнил эту историю. — Кажется, у батюшки где-то сохранились об этом записи. Точно я не помню, но Григорий Долентовский умер довольно рано. Ему было тридцать лет с небольшим.
— А его жена?
— Жена?
— Он ведь женился, ты говорил.
— С женой его произошла странная история… — медленно произнес Алексей. — Она то ли пропала, то ли бежала… То ли умерла… Но произошло это за несколько месяцев до смерти ее мужа.
— Вот как… Что за странность… А дети у них были?
— Нет, детей не было, это я точно помню, — ответил он.
— Но как же тогда… Кому досталось поместье? Ведь ты носишь эту фамилию, — удивилась Катенька.
— Григорию наследовал его младший брат Федор. Вот уж у того были дети, и, собственно, именно он приходится мне прадедом.
— Прадедом?
— Да. Федор Федорович был дедом моего отца, а мне, значит, он приходится прадедом.
— Как интересно… — протянула Катенька.
После его рассказа она прильнула к мужу и задумалась.
— Мне кажется, что эта история тебя сильно интересует. С чего бы? — спросил Алексей.
— Не знаю… — она и в самом деле не знала. — Просто так…
— Ну что же, просто так просто. Да, пусть тебя та часть дома больше не пугает. Я перестрою ее или вовсе уберу, ежели пожелаешь.
— Да, пожалуй, — кивнула головой Катерина.
Эта идея ее и обрадовала и насторожила.
— Кто знает, что мы там найдем… — прибавила она.
— Да что мы там можем найти? — удивился Алексей.
Катенька рассмеялась:
— Ты мои глупости не слушай!
— Не буду, — пообещал он. — Но лишь при одном условии.
— Каком? — она лукаво наклонила головку.
— Если ты перестанешь их говорить, а лучше поцелуешь меня…
1735 год
«25 мая 1735 года.
Я не знаю, как это могло произойти. Душа моя полна неведомых мне ранее чувств. Неужели это любовь? И что же мне теперь делать?
Прежде я опишу его для себя. Можно ли быть более нежным, более добрым? Более внимательным и приятным? Ни единого резкого слова, ни одного недоброго взгляда. Меж ним и Григорием разница в четыре года, он младше моего мужа. И, быть может, именно это обстоятельство так привлекает меня к нему? Ведь по возрасту мы с ним ближе друг другу, чем я и Григорий.
Иван. Отчего мы не встретились раньше, когда я не была еще замужем? Но как мы могли встретиться? Я бы никогда не узнала его, ежели б не вышла замуж и не приехала в эти края. Радоваться ли или огорчаться сему обстоятельству?
Вчера мы встретились с ним вновь. Прошло лишь десять дней с той поры, как мы увиделись впервые, а это уже была вторая наша встреча наедине. Я и помыслить не могла, чтобы Иван обратил на меня внимание тогда. Но не прошло и трех дней, как во время прогулки в парке я встретила его. И тут же он признался мне в своих чувствах.
Сказать ли, что я не смогла устоять перед этим признанием? Да разве сие требует пояснений… Более ничего не напишу, — боюсь. Чего боюсь — сама не ведаю, но мне нынче тревожно».
Катерина бережно просушила чернила и припрятала записки в ящик стола. И вовремя она это сделала! Дверь ее спальни с шумом распахнулась, и на пороге появился Григорий.
— Воистину говорят: ученая жена есть погибель для мужа, — тихо сказал он. — Опять пишете? Что же вы все пишете?
Катерна повернулась к мужу:
— Вы что-то желали? — она старалась быть спокойной и не подать виду, как она разволновалась, при появлении Григория.
— Да разве вас интересуют мои желания? А впрочем… — он помолчал в притворном раздумье. — Не соблаговолите ли вы спуститься вниз? Там, кажется, кухарка вас искала, — Григорий усмехнулся.