– Что?

– Закрути роман. Пусть поревнует. Раньше будет домойвозвращаться. Знаешь, они ведь только кажутся такими умными и сложными. Насамом деле все просто. У каждого есть идеал жены: босая, беременная и на кухне.Только когда ты доходишь до этой идеальной кондиции, ты уже ему на фиг ненужна. Не интересна. К тебе относятся, как к прислуге, даже хуже. Прислуге хотябы деньги платят и стесняются хамить. Все-таки чужой человек.

Наташа слушала одновременно с отвращением и с каким-томазохистским удовольствием. Да, все так. Все верно. Какая, на фиг, любовь?Босая, беременная, на кухне. Пироги в духовке, щи на плите, руки в тесте.«Привет, старушка! Что у нас сегодня на ужин? Опять курица? Ты знаешь, у менякончились чистые носки. Не забудь погладить мою голубую рубашку».

А потом в этой отглаженной рубашке, чисто выбритый,благоухающий французским одеколоном, который ты подарила ему на день рожденья,он прыгает в машину и несется на запрещенной скорости к свободным,небеременным, не кормящим, тщательно накрашенным. А ты, голубушка, сиди дома,стирай носки, возись с ребенком, тащись с коляской по слякоти в супермаркет,волоки тяжеленные сумки, старей, стервеней и будь счастлива.

– Как только жена становится домашней клушей, они начинаютжить в свободном полете, если, конечно, есть деньги на оперение. И надо бытьидиоткой, чтобы этого не замечать. Ну вот где сейчас твой драгоценный Саня?Где?

– На переговорах.

– Умница, – Ольга хрипло засмеялась, – ты всегда былаумницей. Продолжай в том же духе. Держись, Наталья, и не сдавайся.

– Что ты имеешь в виду?

– Продолжай врать себе. Может, это вранье действительномудрей и безопасней, чем правда.

– В чем же правда?

– В том, что ты живешь с козлом, – произнесла Ольга, и былослышно, что она в этот момент прикуривает.

– Почему обязательно с козлом? – возмутилась Наташа.

– Да потому. Помнишь русскую народную сказку? «Не пей изкопытца, козленочком станешь». Но братец Иванушка не послушался, очень ему питьхотелось. Вот все они так, братцы иванушки, тянет их хлебнуть из чужогокопытца.

– Ну ладно, это все-таки сказка. А мой муж вовсе не козел, –мрачно произнесла Наташа после долгого молчания. – Конечно, и не принц датский.Нормальный человек, любит меня, и я его люблю. Никаких других женщин у негонет. Он просто очень много работает, особенно сейчас, после кризиса,

– Наташенька, солнце мое, перестань, ну ты нее большаядевочка, – сострадательно вздохнула Ольга.

Наташа чувствовала, как текут по щекам слезы, понимала, чтонадо повесить трубку, прекратить этот гадкий разговор. Все не правда. Они сСаней любят друг друга, у них растет Димыч, летом они обязательно отправятся наКипр отдыхать. Именно для того, чтобы была у них такая возможность, Саняпропадает вечерами, бегает, как угорелый, и вовсе не по бабам, а пытается найтизаказчиков, заработать деньги. И заработает, он везучий. Они найдут хорошуюняню, Димыч подрастет. Целая жизнь впереди. Что же она так раскисла? Наверное,просто устала.

– Ой, прости, Димыч проснулся, я тебе перезвоню завтраутром. – Наташа положила трубку.

Димыч спал спокойно, крепко. Она поправила одеяльце, провелаладонью по теплой круглой щечке, наклонилась, осторожно поцеловала высокийвыпуклый лобик.

– Ерунда все это, Димыч, – прошептала она, – папа у нас стобой самый лучший. Мы не будем больше эти глупости слушать. Ольгу бросил муж,и теперь ей кажется, будто все мужчины мерзавцы. А это не правда. Нельзя жить,если никому не веришь и никого не любишь.

Она шептала все это вслух спящему ребенку. Больше ей не скем было поговорить, а одиночества Наташа не терпела. Все, что происходило в еедуше, все, о чем она думала, ей надо было срочно кому-то выложить, высказать,до донышка. Сейчас, после разговора с Ольгой, у нее было такое чувство, словноона подошла на цыпочках к краю черной пропасти, заглянула и отшатнулась прочь.Там, в этой пропасти, никто никого не любит, не понимает, все злые, подлые,безобразные, тухлые какие-то. Как зомби в ужастике.

Наташа сладко зевнула, отправилась в ванную умываться. Глазаслипались. Оказывается, уже третий час. А Сани все нет. Теперь она уже недумала о длинноногих фуриях. Она просто волновалась. Раньше, если Санязадерживался, она всегда могла позвонить ему на мобильный. Но сейчас он импочти не пользовался из экономии, включал очень редко. Не надеясь услышатьответ, она все-таки набрала номер.

* * *

Во дворе взорвалась еще одна петарда, далекий хлопокотозвался в голове слабым эхом. Саня вскрикнул во сне, сон ему снился какой-тожуткий, как будто он повис в шахте старого лифта, вцепился пальцами в серуюсетку, сил нет держаться, проволока режет кожу, руки кровоточат, внизу чернота,бетонный пол, а сверху медленно движется лифт. Этот кошмар часто снился ему вдетстве, особенно во время болезни, при высокой температуре.

От хлопка он не проснулся, хотя надо было открыть глаза,выйти из кошмара. Темная громадина лифта наплывала сверху, была все ближе, нотут, к счастью, мелодично затренькал будильник. Почему-то он лежал за пазухой.Саня разлепил наконец отяжелевшие веки.

Сначала он видел только пятна, светлые и темные. Что-тослучилось со зрением, он напрягал глаза, однако все расплывалось, словно онсмотрел сквозь грязное мутное стекло. Он поморгал, приподнялся на локте,обнаружил, что лежит на очень жесткой холодной поверхности. Выкарабкиваясь изтяжелого сна, он был уверен, что находится у себя дома, в своей кровати.Оказывается, он спал на грязном кафельном полу.

– Наташа… – позвал он жену и не услышал собственного голоса,к тому же во рту было так сухо, что язык прилипал к небу.

Мелодичное треньканье все не затихало. Саня приподнялся,огляделся, и тут до него наконец дошло, что лежит он вовсе не дома, а вкаком-то незнакомом подъезде, грязном, вонючем. На нем его дубленка, насквозьмокрая, а во внутреннем кармане надрывается радиотелефон.

– Саня, где ты? – услышал он голос жены и немного успокоился.

– Не знаю, – ответил он вполне искренне, – подожди, сейчаспопытаюсь понять.

Для того чтобы встать, ему пришлось опереться рукой о мокрыйпол. Ладонь скользнула, оттолкнув какой-то холодный металлический предмет.Предмет проехал по полу и глухо стукнулся о стену. Саня опять повалился на бок.Мало того, что почти ослеп, еще и голова кружилась.

– Наташка, мне плохо.

– Ты что, напился? Ты знаешь, который час?

– Понятия не имею.