— А вы похожи на красавицу, — смущенно ответил Зурри.

— Лишь похожа? — рассмеялась элвинг, украдкой посмотрев в зеркало.

Белая туника и свободные укорочённые штаны придавали женственности. Изящная золотая вышивка змейкой огибала рукава и плавный вырез от плеча до плеча.

Да и пахло от неё как подобает красавице — благовониями добавленными (возможно с излишком, но кто поймёт, сколько их лить?) в ванну.

Зурри засмущался ещё больше, попытался исправить ситуацию:

— Думаю, вы вполне красавица...

— Ага, за неимением альтернатив, — Ашри уже смеялась до слез.

И Зурри не зная, что делать, тоже рассмеялся.

Вот так напряжение последних часов и нашло выход. Отсмеявшийся и утирая слезы, элвинг уселась за стол, разлив напиток по чашкам.

Зурри забрался на стул напротив, втянул аромат и, решившись, спросил:

— Это будет больно?

Ашри сразу поняла, о чем он. Элвинг покрутила кружку.

— Не знаю, — честно призналась Ашри, — я ни разу не была по ту сторону Врат одновременно душой и телом.

— А порознь?

— Мне кажется, до того как ты и Вэл Сту спасли меня из приюта, я была по ту сторону. Но может это был лишь сон и морок.

Зурри потупился, уставившись в кружку:

— Я боюсь...

— Бояться это нормально...

— Я боюсь, что у меня не получится, — вздохнул Зурри. — Вдруг я еще недостаточно одичал и ничего не выйдет.

— Может так будет лучше, — фыркнула Ашри.

— Я хочу быть полезен, — Зурри посмотрел в глаза элвинг. — Я впервые оказался нужен. И не просто семье, а целому миру. Ведь это хоть что-то да значит?

Ашри промолчала. Нужность и любовь не всегда идут рука об руку. Иногда это совсем другое. Средство для достижения. Она все еще была против такой жертвы. Но где-то в самом темном углу души облегченно вздохнула, стоило Зурри вызваться. Один шаг несмышлёного ребенка и вот самые влиятельные люди пустыни избавлены от ответственности и могут спать спокойно. А потом они провозгласят его героем. Барды сложат песни, мудрецы напишут легенду, поколения детей с замиранием сердца будут слушать историю о смелом бистеныше и разыгрывать сценки из неё.

Эти мысли обжигали, но она молчала. Эти слова не то, что сейчас нужно этому малышу.

— Хотя, если бы у меня был выбор, я бы хотел семью, — грустно почти шепотом сказал Зурри, прервав размышления элвинг.

Ашри отставила кружку, привстала и, дотянувшись, накрыла своими ладонями маленькие синие ручки. Заглянув в глаза такого маленького и такого смелого биста, она улыбнулась.

— У тебя все еще есть выбор, — она не позволила слезам выйти наружу, но комок подступил к горлу.

Зурри посмотрел на Ашри и засмеялся:

— Я не вижу очереди из желающих усыновить меня. Так что лучше чавуки в руке, чем кайрин в небе. Тем более я никогда раньше не ел столько вкусностей, — Зурри кивнул на блюда. — Даже не видел столько.

Что правда, то правда. Для малыша из приюта — комната в башне Орму уже настоящий дворец, а несколько дежурных блюд — истинный пир. Незабываемый приём для жертвенного агнца.

— Выглядит очень вкусно, — глаза ребенка засверкали.

— Уверена, и на вкус что надо.

Зурри покосился на дюжину разнообразных вилок, ложек, ножей и даже каких-то странных шпажек в корзине на столе.

— Я не знаю, как эти пользоваться, — растерянно проговорил он.

— Бери ложку побольше и налетай, — улыбнулась Ашри и подцепила один из кусочков рукой, — или так.

Зурри наполнил тарелку до краев и, усевшись у большого окна, стал уплетать угощения.

— А с высоты город еще красивее, — проживав, сказал он, и, подумав, добавил, — думаешь можно отправить еду детям приюта? А то как-то не хорошо, что я один пузо набиваю. Кроме того, в нем уже почти не осталось места. И жалко, если вся эта вкуснота пропадет.

Ашри кивнула и выглянула в окно. В густой тьме ночи смешанной с песком, города почти не было видно. Лишь тусклые огоньки фонарей расползались маленькими желтыми пятнышками.

— Подумать только, — Зурри приложил руку к стеклу. — Мы в самой высокой точке Аббарра. В самом его центре!

— А ведь и правда, — хитро улыбнулась Ашри, — и стоит использовать эту возможность.

Мысль Ашри змейкой обогнула все произошедшее за последнюю ночь и, раздвоившись, замерла перед выбором. Она наконец-то попала в Башню Орму. В нескольких ярусах над ней находится самая огромная ценность Тхару — рубиновый хронограф. Улыбка растеклась по лицу элвинг. И тут же погасла. Ведь вторая мысль болезненно сдала ее сердце.

«Попытаться спасти хоть кого-то из них».

Клыкарь. Он остался в тоннелях у Башни Силы.

— Знаешь что Зурри, — Ашри прикусила губу. — Мне нужно кое-что проверить. Я оставлю тебя, но скоро вернусь. А если придёт кто-то чужой...

— Я скажу, что ты принимаешь ванну.

— Именно! Повторно!

***

Пристегнув пояс с ножом и, спрятав отмычки в карман, каф и заколку волос, Ашри выскользнула за дверь. Она не представляла, как попасть к хронографу, но рано или поздно любая лестница, ведущая вверх, приведёт ее к цели. Башня Орму постепенно утончалась, и перед хронографом имела основание достаточное лишь для лестницы, а значит чем выше, тем меньше ярус.

Сколько раз она смотрела на сердце Аббарра, придумывая как попасть внутрь. И вот он шанс!

Бесшумно скользя от колонны к колонне, прячась в тени ниш, элвинг вслушивалась и всматривалась, положившись на интуицию. В любом случае она ничего не теряла.

За очередным поворотом она чуть не столкнулась с тремя мейру — девушки служанки вынырнули прямо из стены. Вжавшись в нишу, за кадкой разлапистого и (слава богам!) достаточного густого растения, Ашри проводила их взглядом. Они были одеты в похожие туники и озабоченно перешептывались:

— Сантари сказала у башни Псов была настоящая бойня...

— Сантари-то почем знать?

— Ее ойну[1] сопровождал капитана стражи цветка и...

Мейру скрылись за поворотом, но Ашри хватило услышанного, чтобы сердце бешеною забилось. Выбравшись из укрытия, она тряхнула головой, прогоняя дурные мысли. Осмотрев место, откуда появились девушки, Ашри осторожно надавила на шелковую вышитую панель и та легко отошла в сторону. Ступени вели вверх и вниз. Не задумываясь, Ашри побежала вверх и лишь, когда лестница, оборвавшись, уперлась в дверь, остановилась. Прислушавшись, элвинг нажала на панель и юркнула на ярус. Но это оказалась смотровая площадка. Прозрачная крыша из толстого туманного стекла светилась рубиновым светом. Прямо над ней было сердце Мэй — Хронограф тысячелетиями отмеряющий время. Прямо над ней сияли грозди рубинов и не дотянуться!