Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А теперь мы возвратимся к тому, с чего начали, к альтернативному кино. Теперь, по-моему, нам более ясно значение этого термина. Альтернативное кино полемически подвергает сомнению все то, что я вам сегодня сказал. Я говорю: предсказуемость и стереотип. А вы, альтернативщики, говорите: непредсказуемость и нестереотип. Я говорю: герой должен быть воплощением коллективного бессознательного, колдуном-отцом. А вы говорите: не колдуном и не отцом, и плевать нам на ваше коллективное бессознательное. Я вам рассказываю о пунктах композиции: завязка, кульминация, развязка. Вы говорите: плевать нам на ваши пункты, мы делаем что-то другое. Я говорю: что вы делаете? Вы говорите: мы делаем атмосферу, мы делаем метафору, мы хотим, чтобы весь фильм был изобразительной метафорой, через которую передается зрителю некий смысл, а может быть, просто чувство. Ну например, картина Александра Сокурова «Мать и сын», сделанная со мной в качестве сценариста: там почти ничего нет из того, о чем я говорил, но есть изобразительная метафора, фантастически красивая в своем визуальном воплощении. Или последняя картина Германа-младшего[20] «Бумажный солдат». Весь фильм — это одна изобразительная метафора, которую в Венеции я объяснял нашему жюри, потому что никто вообще ничего не понял. Вообще никто. Все сидели, и только один китаец — они, как правило, боевые — сказал через скептическую улыбочку: «И что вы сняли? Какова тема картины?» Я говорю: «Ну вы понимаете, это все довольно просто: американцы запускали космические корабли из-за достатка, а мы запускали космические корабли из-за нищеты». «А-а-а, — пробормотал китаец и задумался. — А почему кругом верблюды?» Я говорю: «Верблюды в Северном Казахстане, кажется, не водятся. Зато овчарок навалом...» «А-а-а, — говорит китаец. — Тогда понятно».
Если вы хотите мое мнение, то, в общем, я считаю, что и та, и другая модель драматургии не только имеют право на существование, но и вполне успешно сосуществуют. И, скажем, в 90-е годы был триумф альтернативной композиции. Вот я говорил вам, трехчастная композиция: завязка — кульминация — развязка. А Джим Джармуш[21] в картине «Мистический поезд» предложил альтернативу, где новеллы-люди группируются вокруг одного события. Если не видели, посмотрите. Композиция с перепутанной причинно-следственной связью есть у Тарантино[22] в «Криминальном чтиве». Если Джармуш сделал своего рода скромный «Фольксваген», он был один из первых, то спекулянт Тарантино создал уже «Бентли» на костях своего тайного учителя, и до сих пор его фильм — это икона у всех молодых людей, занимающихся кинематографом.
На самом деле, типов альтернативных композиций немного. Среди них особо выделяется «эстафетная палочка», так я ее называю: когда много персонажей на экране связаны чем-то и как бы передают это нечто, чаще всего, событие, из рук в руки. Этими эстафетными палочками блистательно владел Роберт Олтмен[23], который не Джармуш и уж во всяком случае не Тарантино, а один из первых или первый пробовал нелинейность в развитии фабулы. В частности, в картине «Прет-а-порте»[24] очень много персонажей с разными судьбами, с разными микроновеллами, связанные одним событием, одной эстафетной палочкой — показом мод в Париже.
Все зависит от качества нелинейной драматургии, нелинейность должна выражать нечто важное, тип сознания как минимум, а не только самопиар. От нелинейности, так же как и от традиции, можно полезть с тоски на стену. Все дело опять же в смыслах, в высоте стены и в нашем умении лазать на стены. Не важно, кто вы, традиционалисты или альтернативщики, важно нечто другое — что мы хотим этим выразить. Сюжет есть тест, лакмусовая бумажка, по которой можно отличить художника от всякого рода макетов и симулякров. Если есть сюжет — смысловое наполнение фабулы, альтернативное или не альтернативное, — с вами все в порядке, вы состоялись. Снимаете ли вы «Головокружение» — картину, в которой есть элементы коммерции, — или снимаете вы картину «Изгнание» а-ля Звягинцев. Снимайте, что хотите, но вы должны задумываться над смыслом того, что вы делаете. А все остальное — технологические частности, которым можно обучиться за два года. У нас во ВГИКе пять лет этому учат, и это, как мне кажется, многовато.
Куда нам плыть?
В какую сторону в смысле учебы?.. У нас теперь будут бакалавры и магистры, т. е. учащиеся 2 года и 4 или 5. Можно будет людей набирать с высшим образованием. Но я вам могу сказать, что проблемой на букву «С» — сюжет — можно овладеть только десятилетиями труда, и все равно до конца не овладеешь. Сюжет — самое сложное, это сердцевина, как мне кажется, профессии драматурга.
Но смыслы все равно вкладываются в события, да? Через фабулу рождаются?
А можно через изображение. Сокуров, например, живописец в кино. У него о смысле говорит тень и свет.
А у Германа-сына?
В «Бумажном солдате» нечто подобное, только сделано менее матеро. Условно говоря, на первом плане стоит верблюд, а на втором — взлетает ракета. Кто-нибудь смотрел картину «Бумажный солдат»?
Да-а-а...
Там трудно разобраться во взаимоотношении героев, но среда и то, как она снята, говорит за них. Например, я до конца не понимаю того, что именно играет хорошая актриса Чулпан Хаматова[25].