Они опять рассмеялись. Я, наверное, всхлипнула. Один из вампиров отделился от темной толпы собратьев и подошел ко мне. Сердце подпрыгнуло к горлу, но я лежала спокойно. Я, как ни странно, совсем успокоилась. Как будто четкое и ясное мышление может мне чем-то помочь. Я думала, так ли себя чувствуют те, кто просыпается утром перед казнью.

Имейте в виду, я не очень храбрая особа. Я плохо переношу, когда все вокруг идет наперекосяк, и не особо снисходительна к людской глупости. Короче, я стерва. Поверьте, я могу закатить сцену. Но это другое. Я не храбра. Вот Мэл храбрый. Один из его старых друзей рассказал мне как-то несколько таких историй о нем, что я чуть не упала – о его курьерских поездках во время Войн. Мэл был в бешенстве, когда узнал, хотя ничего и не отрицал. И мама моя храбрая: ушла от отца без денег, без работы, без перспективы – собственные родители бросили ее, когда она вышла за отца, а младшие сестры не отыскали, пока она не объявилась у Чарли, – и с шестилетней дочерью. Чарли тоже храбрый: он основал кофейню, уговорив банк дать ему кредит под залог собственного дома в те дни, когда на улицах Старого Города имели место только крысы, тараканы, руины и сам Чарли.

А я не храбра. Я пеку булочки с корицей. Много читаю. Мое понятие экстрима – Мэл, на одном колесе едущий на красный свет со мной на заднем сиденье.

Вампир стоял рядом со мной. Я не увидела, как оно подошло. Видела только, как оно встало и отделилось от группы. И очутилось рядом со мной. Оно? Он? Я посмотрела на его руку, что-то мне протягивающую.

– Надень.

Я неохотно приняла эту вещь. Казалось, ему не больше хочется касаться меня, чем мне – касаться его; предлагаемая вещь скользнула из его руки в мою. Он отошел. Я посмотрела вслед, но не могла различить его в тенях. Его просто не было там.

Я медленно встала и повернулась к ним всем спиной. Вы можете думать, что никогда бы так не сделали – но захотелось бы вам смотреть, как проверяют прочность веревки, надежность петли и люк эшафота? Или, может, вы захотели бы зажмуриться? Я отвернулась. Стянула футболку через голову и надела платье. Плечевые лямки едва прикрыли тесемки лифчика; шея, плечи, спина и большая часть груди остались обнажены. Аппетитный ленч. Очень смешно. Я сняла джинсы и вынула их из-под длинного свободного подола. Я все еще стояла к вампирам спиной. Я надеялась, что они не заинтересуются едой, которая, похоже, предназначена кому-то другому. Мне не нравилось стоять к ним спиной, но я твердила себе, что это не имеет значения (все равно стражники схватят, если рычаг люка не сработает с первой попытки, и ты попытаешься спрыгнуть с эшафота). Снимая джинсы, я старательно изображала застенчивость и неуклюжесть и успела сунуть свой складной нож под лифчик. Только для того, чтобы уверить себя, что я не сдалась. Чем поможет выкидное лезвие в два с половиной дюйма против банды вампиров?

Для того чтобы выпутаться из джинсов, пришлось снять и кроссовки. Я поглядела на них с сомнением. Такая обувь не шла к изящному шелковистому платью, но и босиком идти не хотелось.

– Сгодится, – сказал тот, что дал мне платье, снова вынырнув из теней. – Пойдем.

Он потянулся и взял меня за руку.

Физически я только вздрогнула; внутри же все перевернулось. Оцепенение прорвала паника. В закружившейся голове бешено бился пульс; если бы не цепкие, жуткие пальцы на плечах, я бы упала. Второй вампир держал меня за другую руку. Я не видела, как он подошел – но в тот момент я вообще ничего не видела, паника затмевала все. Они наверняка уже касались меня – когда поймали, когда утащили во тьму, когда принесли туда, где мы сейчас находились. Неважно, тогда я этого не чувствовала. А сейчас – почувствовала.

Но оцепенение – сверхъестественное отсутствующее спокойствие, чем бы оно ни было вызвано – вернулось. Страннейшее ощущение. Оцепенение и паника столкнулись в моем трясущемся теле, и оцепенение победило. Мозг запнулся, как непрогретый мотор, и неохотно завелся вновь.

Пока это происходило, вампиры оттащили меня на несколько шагов. Оцепеневший мозг отметил тот факт, что они в перчатках. Паника сразу же стихла, будто из-за этого все стало вдруг нормально. Одна ступня болела: я уже успела споткнуться обо что-то, невидимое в темноте.

Перчатки на ощупь были кожаные. Интересно, чья это кожа, подумала я.

– А ты тихоня, – сказал мне второй вампир. – Ты разве не собираешься молить не убивать тебя или что-то в этом роде?

Оно – он? – засмеялось.

– Заткнись, – сказал первый вампир.

Не знаю, откуда – я ведь не могла видеть и слышать их, – но я знала, что остальные идут следом, кроме одного-двух, скользивших между деревьями впереди. Может, я этого и не знала. Может, просто домыслила.

Мы ушли недалеко и передвигались медленно. По какой-то причине державшие меня вампиры предоставили мне, босой, трясущейся, идти в темноте своими ногами. Им, наверное, казалось, что я ползу как червяк. Луна еще не покинула небосклон, но сочившийся сквозь листья свет только сбивал меня с толку. Похоже, даже если я бы могла видеть местность, она оказалась бы незнакомой. Я вроде бы чувствовала неподалеку, глубже в лесу, пятно скверны. Интересно, чувствуют ли вампиры пятна скверны так же, как люди? Все задавались вопросом, какое вампиры имеют отношение к пятнам скверны, но эти пятна оставались загадкой; они появились в ходе Войн Вуду, вампиры же тогда были главным врагом – но большего, похоже, не ведал даже глобонет. Вся округа знала о пятнах скверны возле озера, в том числе те, кто ни разу там не был, однако – ни единого слуха о кровопийцах. Вампиры предпочитали города, по-видимому, из-за большей плотности человеческого населения.

Весь шум исходил от меня – не считая шепота воды и шороха листьев. Берег был скорее каменистым, чем топким, и когда мы переходили маленький извилистый ручей, холодная вода, коснувшись ног, повергла меня в шок: она свидетельствовала, что я еще жива.

Мозг бесстрастно отметил, что вампиры, судя по всему, все-таки могут пересекать текущую воду. Возможно, все дело в ширине потока. Я заметила, что мои конвоиры переступили его. Может, не хотели мочить свою роскошную обувь. Компании по прокладке электрифицированных рвов огорчились бы, узнай они, что проточная вода кровопийц не останавливает.

Я чувствовала, как нарастает… что? Подавленность, напряжение, тревога, дурное предчувствие. Я, конечно, все это чувствовала. Но мы подходили к цели нашего путешествия, и моему эскорту ситуация тоже не нравилась. Я сказала себе, что попросту придумала это, но ощущение осталось.

Мы вышли из-под деревьев и остановились. Я растерянно замигала от яркого лунного света – а может, из-за неожиданного выхода на открытое пространство. Как-то не вяжутся вампиры с открытым пространством и небом, даже ночью.

Над озером в свое время стояло лишь несколько по-настоящему больших домов. В журналах я их видела, но внутри не бывала ни разу. Они, как и все остальные, были покинуты во время Войн, и сейчас стояли либо сгоревшие, либо разрушенные, либо заброшенные. Но мой взгляд проследовал по длинному, когда-то распланированному садовником склону к огромному особняку на вершине. Даже в лунном свете видно было, как он запущен; не хватало части ставней и карнизов, виднелось по меньшей мере одно разбитое окно. И все же дом до сих пор стоял. Там, где мы остановились, очевидно, когда-то располагался ухоженный газон, а проплешины на земле возле дома напоминали о клумбах и садовых дорожках. Был и сарай для лодок – остатки обвалившейся крыши виднелись на берегу возле нас. Пятно скверны было рядом: за домом, и не слишком далеко. Я удивилась, видя так близко от пятна скверны относительно сохранившееся здание; многого я все же не знала о Войнах.