– Ревность тут не причем, оставим ее болванам вроде нашихобщих друзей, – поморщился отец, – Я просто недопонял тебя…

Не знаю,  к какому компромиссу они пришли с отцом, но коньостался в стойле, несмотря на проблемы с деньгами в семье, и мама вновьулыбалась.

Мы с братом все больше стали проводить времени вместе. Хотьнам было немного лет, но мы прекрасно понимали, что родители не любили другдруга. Каждый переживал по-своему. Я ни с кем не общался, плохо ел и редковыходил из комнаты. Я рисовал.

Алекс (или тогда еще Саша, как называла мама брата), совсемот рук отбился. Он хулиганил, делал разные пакости и абсолютно пересталучиться. Характер брата изменился не в лучшую сторону. Он стал говорить каквзрослый, делал жесты, движения, подобные тем, что делали старшие.

Родители пытались с нами поговорить, но я молчал, а братвыстрелил из рогатки в любимую и очень дорогую вазу. Его наказали, но через двачаса он снова был в моей комнате, и мы снова говорили о родителях, и о том, какнам жить дальше.

– У меня есть план, – говорил Саша.

– Какой? – Я на мгновение оторвался от рисования.

– Не скажу, – хихикнул он, – Но план хороший.

– Зачем тогда сказал, что у тебя есть план, если не хочешьрассказывать, Саш?

– Ты не должен знать, это сюрприз, но после того как явоплощу его в жизнь… – Саша потер руки, как будто мыл их, – родители полюбятдруг друга!

– Редиска, – сказал я, – Что от меня-то нужно?

– Ты должен сделать так, чтобы мы все в воскресенье вышли напрогулку.

– Конную что ли?

– Нет, «плавательную»! – передразнил брат.

– А бывают такие «плавательные прогулки»?

– Вот поэтому тебе лучше не говорить о своем плане. Ты –тупой!

– Я не тупой, – обиделся я, – Я не понял шутку…

Мне удалось. В следующее воскресенье мы все вышли на коннуюпрогулку. Саша изменился в этот день. Он был само добродушие, улыбался, шутил,делал вещи как «нужно», а я молчал, не понимая какой у него план. Он ухаживалза мамой как взрослый – подавал ей руку, подсказывал, как правильно нужносадиться в седло, а я и родители только удивленно переглядывались.

– Вот оно, – говорил Саша, наблюдая, как мама скачет наконе, – Мой план.

– Какой план? – спросил отец и посмотрел на меня. Я в ответтолько пожал плечами.

– Вы узнаете, любите друг друга или нет, – продолжал Саша, –Но сначала будет больно.

– Кому больно? – Теперь отец смотрел то на меня, то на него.

– Маме. Я  ослабил седло, – гордо сказал Саша, и все мы троепосмотрели в сторону мамы. Она как раз перепрыгивала через барьер, но неудержалась и упала, к ней уже бежали люди. Ее конь пытался встать, но у него неполучилось, все же он встал со второй попытки, но мама продолжала лежать наземле.

 Я никогда не видел такое лицо, каким оно стало в тот моменту отца: – Какая же ты сволочь, Саша!

Он схватил брата за шиворот и поволок к ней. Я поплелсяследом. Вокруг собрались люди. Мама лежала в неестественной позе, словно кукла,у которой были широко расставлены руки, с неправильно вывернутой шеей и распахнутымиглазами, под ней растекалась красная жидкость.

Отец взял с земли плетку и стал бить брата. Он что-токричал, но я не запомнил слов. Я смотрел на скулящего на земле Сашу; маму, чтолежала тут же; и отца с белым, перекошенным от ярости лицом.

– Хватит! – это слово я запомнил навсегда, потому что закрылсобой брата, и несколько ударов пришлись и мне, но отец не остановился, покамужчины не оттащили его от нас. Я помню, он сказал:

– Уберите от меня этих щенят или я забью их до смерти.

Через несколько дней отец уехал в Рим, а нас с братомопределили в закрытую школу для мальчиков. Больше отца мы не видели…

Вот такие воспоминания ворвались в мое сознание, когда ялежал в комнате:

– Она похожа на маму, – сказал я Алексу.

– Кто? – Брат тоже задумался.

– Грыу. Очень похожа, внешне, – я отвернулся от него изакрыл глаза. А может брат был прав и он никогда не простит наш поступок.

Я открыл глаза и посмотрел на зеркальный потолок, не люблюзеркальные потолки. Пока просто лежу и гляжу в потолок. Думаю о том, чтообстановка комнаты меня, мягко говоря, напрягает. Минимализм, что может бытьхуже? Кровати  похожие на расстеленные, на полу матрасы.  Низкие шкафы итумбочки, кресла напоминающие мешки, брошенные на пол. Тут же ютиться кухонькаи прихожая одновременно.

Здесь как-то тесно, а мне по душе более просторные помещения. Единственное, что мне нравиться в обстановке – это то, что пол стены, потолок,мебель – все выполнено в коричнево-белой тональности. Мои любимые цвета. Мамаобожала белый, отец любил коричневый, а мне нравятся оба цвета. Они как двепротивоположности, которые дополняют друг друга.

Итак, день начинается. Не в хорошем настроении, но это лучшечем ничего. Как только я поднялся с кровати, меня слегка начало подташнивать,может, оттого, что я в открытом космосе? Капитан корабля говорил, что сегоднябудут проводиться работы, связанные с гравитацией, может немного мутить и будетболеть голова, но дело было не в этом.  Какое-то дрянное чувство скреблось вдуше, словно сегодня – последний день, а потом пустота. Я отбросил неприятныемысли подальше и решил, что во всем виновато отсутствие времени во вселенной,на земле оно более заметно, потому что мы движемся, все движется вокруг нас.Тут все иначе: движется только космический корабль под название «дракон – 11» иничего больше.

 Надеваю  спортивный костюм, набираю код комнаты и выхожу изквартиры. Вы думаете, что я сейчас спущусь по лестнице и выйду на дорожку,выложенную из брущатке, или направлюсь куда-нибудь вглубь сада. Вы ошибаетесь,потому что я  выхожу из квартиры и попадаю в следующее помещение. Его потолкивыше, коридоры шире, пол –  не что иное, как железная решетка, из-под которойвиден следующий уровень этажа.

 Я прибавляю шаг и медленно перехожу на бег. Здесь, средижелезных стен я чувствую себя увереннее, лучше, смелее – это мой дом. Холоднаяобстановка, блестящие металлические стены и квадратные иллюминаторы во всюстену – окна в открытый космос, из которых доходит мертвый свет звезд. Япробегаю мимо вращающихся винтов космического корабля, мимо планеты Сатурн,сворачиваю на узкую дорожку, ведущую в каюту капитана, но не сюда лежит мойпуть. Я снова  сворачиваю и спускаюсь по ступеням на нижние уровни. Бегу вмашинный отсек, тут ребята не такие чопорные, как люди на борту, команда здесьпроще. Они говорят мне просто слово «привет», и я бегу дальше. Туда, где бьетсяжелезное сердце космического «дракона» – корабля. Чем  ближе я к нему, тембольше мне кажется, что мы идем с ним в одном ритме. Оно вращается – я бегу.Оно стучит – я втягиваю ноздрями раскаленный воздух машинного отделения. Оно,то замедляет бег, то вновь разгоняет детали с бешеной скоростью – я прибавляюшаг, то замедляю. Мы становимся с ним одним целым, братьями, силой,совершенством, соучастниками, хранителями скорости и возможно соперниками,маленькими врагами, потому что никто из нас не хочет уступать. Машина работаетв своем бешеном темпе, но я не машина – я всего лишь человек, но я не привыкуступать, никогда.