— Ну а ежели отдыхать устанете, — заметила прабабушка не без легкого ехидства, — так можно и по хозяйству немного помочь. Огород полоть и поливать, картошку окучивать, сено сгребать. Может, дедушка вас и косить научит…

— Да-а… — вырвалось у Агаты, которой очень хотелось сказать, что она сюда приехала вовсе не для того, чтоб сельхозработами заниматься. Но все-таки она свое возмущение оставила при себе.

— Сегодня, по первости, я вас сам на речку сопроводить могу, — продолжил Константин Макарович. — Покажу место, где купаться можно и где рыбу ловить, если желаете. А потом будете сами ходить. Утром, если не очень закаленные, — лучше в воду не лезть. После ночи вода студеная. Днем и под вечер ходите — тогда окунаться приятнее.

Когда завтрак закончился, Константин Макарович повел правнуков на «ознакомительную экскурсию». Это Агата так сказала, Вовке бы сразу и не выговорить.

Ночью, когда проезжали, Куковкины ничего рассмотреть не сумели, хотя было не так уж и темно. Вовка — тот вообще еще в машине заснул, и его Константин Макарович до дивана на руках донес, а у Агаты, по ее собственным словам, глаза все время закрывались, и она еле-еле до постели доплелась.

Так что теперь москвичи с интересом вертели головами по сторонам, приглядываясь к незнакомому пейзажу.

Деревня была совсем небольшой — дворов двадцать или даже меньше. К тому же далеко не во всех домах жили люди. Те, что пустовали, стояли с заколоченными окнами и дверями, покосившимися заборами, огороды у них заросли крапивой и прочим бурьяном. Когда-то, наверно, дома эти были очень крепкими, ведь срубили их из толстенных бревен, которые Вовке даже двумя руками не обхватить. Но, как видно, за долгие годы всякие там силы природы, то есть сырость и разные жуки-червяки, здорово источили эти бревна, и заброшенные дома заметно накренились. Тесовые крыши на них тоже погнили и заросли какими-то мхами и лишайниками, а кое-где на этих крышах даже трава росла. Другие дома выглядели немногим лучше, но в них кто-то обитал, потому что досок на окнах и дверях там не было, а на огородах росла картошка, стояли полиэтиленовые теплички для огурцов и помидоров, а кое-где даже какие-то ягодные кустики просматривались. Правда, еще без ягод. А вот деревьев плодовых, таких, как под Москвой, на даче у бабушки Нины или в деревне у папиных родителей, тут не было вовсе. Ни яблонь, ни вишен, ни слив.

Дом прадедушки Константина смотрелся поновее других. Поверх бревен его покрывал пригнанный тес, выкрашенный желтой краской, оконные рамы были побелены, а крыша покрыта шифером. Во дворе у старика от калитки до крыльца вела дорожка из толстых досок. И еще у старика имелся водопровод. В колодец, укрытый под бревенчатой надстройкой, был опущен на специальном плотике насос, который через шланги и металлические трубки подавал воду прямо на терраску прадедушкиного дома, в жестяной бак старинного умывальника. Вовка, когда умывался утром, сразу подумал, что этот умывальник ужас как похож на Мойдодыра из знаменитой книжки и телевизионной рекламы стирального порошка «Миф-универсал».

Прадедушка, конечно, показал ребятам свою большую, серую и очень сердитую собаку Стрелку, которая сидела в будке на цепи, и предупредил, что гладить эту собаку нельзя — укусит.

— Она только меня к себе допускает! — заметил Константин Макарыч. — И только у меня пищу берет.

Кроме собаки, у Макарыча оказалось штук двадцать кроликов, обитавших в деревянных клетках, два довольно больших поросенка, прогуливавшихся по случаю теплой погоды в дощатом загончике рядом с огородом, и красивая, белая с черными подпалинами кошка Глафира.

Вовка всех этих животных посмотрел с интересом. У папиных родителей под Москвой только куры жили. И кот был просто серый, полосатый, неинтересный. А поросят Вовка только по телику видел. Правда, эти были не такие симпатичные, как Бэйб, Хрюша или там Пятачок. Во-первых, гораздо крупнее, а во-вторых — грязнее. Агата к поросятам отнеслась очень брезгливо — уж очень они пахучие оказались, а вот кроликам прямо-таки умилилась. И даже, с разрешения прадедушки, покормила их травкой через проволочную решетку. Кошку, конечно, тоже не пропустила, взяла на руки и погладила.

— Кошек любишь? — спросил Константин Макарыч.

— Очень! — кивнула Агата. — А у ней котят не будет? Если будет, подарите мне одного, я его в Москву увезу.

— Посмотрим, — неопределенно ответил прадед. — Тут не всяких котят брать можно…

Вдруг, резко прервавшись на полуслове, нагнулся, схватил с грядки комок сухой земли, размахнулся и со всей силы метнул его куда-то в дальний конец огорода.

— Кыш отсюда! — зычно крикнул старик, и ребята увидели, как из картофельных гряд, злобно мяукнув, выскочил здоровенный, совершенно черный кот. Он одним махом проскочил под изгородь из жердей, которой был обнесен огород, и, задрав хвост, куда-то ушмыгнул.

— Зачем вы его так? — покачала головой Агата. — Ему же больно!

— Нечего ему тут делать, Злодею, — проворчал Константин Макарыч. — Это его зовут так, Злодей, потому что он одно только зло делает. Как куда ни залезет — так напасть приносит. То кролики заболеют, то поросята, то банки с огурцами ни с того ни с сего взрываются. А ежели ночью под окна орать придет, то у нас с бабкой кости ломить начинает… Поганый кот!

Наверно, если бы брат с сестрой не насмотрелись прошлой ночью «летунчиков», то даже посмеялись бы над словами прадеда. Но они уже знали, что ко всем заявлениям Константина Макарыча надо относиться серьезно.

— Он что, заколдованный? — округлив глаза, спросил Вовка вполголоса.

— Не знаю, — мрачно ответил прадед, — заколдованный он или не заколдованный, а поганый — это точно. И ежели увидите — гоните чем ни попадя. Близко не подпускайте к себе, а уж на руки брать или по шерстке гладить — и вовсе упаси господь! Беды не оберешься!

— А что будет? — настороженно осведомилась Агата.

— Плохо будет, — проворчал Константин Макарыч. — Пропасть даже можно совсем, вот как!

— А как его отличить? — поинтересовался Вовка. — У нас в Москве, во дворе тоже черный кот есть, но он очень добрый. Его Кузя зовут…

— У Злодея главная примета — усы штопором закручены, — объяснил Макарыч, — ни с кем другим не спутаешь. Но издали это не разглядишь, пожалуй. Так что для страховки — всех черных котов гоните, не всматриваясь! Понятно?

— Понятно, — кивнула Агата. — А как же насчет речки?

— Ну что ж, ладно. Двор я вам свой показал, теперь можно и до речки пройтись.

Пройдя по коротенькой улице, оказались на деревенской околице. Здесь улица превращалась в дорогу, уводящую куда-то вниз и вправо, в лес, должно быть, к тому самому мостику, который переезжали ночью. С околицы открывался широкий вид на окрестности Маланьиной Горки.

— Мы тут вроде как на острове живем, — пояснил Константин Макарыч, указывая пальцем вниз по склону холма. — Вот тропочка влево от дороги отходит — она ведет к речке Честной. В ней и купаться можно, и рыбу ловить, даже воду из нее можно пить. А вот вправо, куда сама дорога ведет, речка Дурная течет. Мостик как раз через нее перекинут. В Дурной ни купаться, ни рыбу ловить нельзя. И подходить к ней близко не надо. Только через мост и только днем, в крайнем случае до десяти вечера. Чуть подальше, ближе к самому Чертогонову, эти речки в одну сливаются. И называется она от этого места — Смесь. Ни то ни се. И плохая вода бывает, и хорошая — раз на раз не приходится.