– Эм, слушай, – она бросила взгляд на расписание, – урок должен был закончиться в девять тридцать пять, но звонок прозвенел только в девять пятьдесят…

– Это из-за собрания, – объяснил я. – Перемены не будет, мы сейчас сразу идем на следующий урок.

– Оу. – Она смахнула с лица прядь волос и, помедлив секунду, спросила: – У тебя сейчас какой урок?

– Углубленный курс по американской литературе.

– У меня тоже. Покажешь, куда идти?

В любое другое время я бы, конечно, не отказал. В прошлом году я в первый учебный день даже остановился помочь нескольким девятиклассникам, застывшим столбами во дворе. Они с таким видом таращились в карты, напечатанные на обратной стороне их ежедневников, будто застряли в каком-то непостижимом лабиринте.

– Прости, но нет, – ответил я, ненавидя себя за это.

– Эм… ладно.

Я провожал ее взглядом, размышляя о том, что большинство девчонок в Иствуде, во всяком случае из тех, на кого стоит посмотреть, выглядят одинаково: светлые волосы, яркий макияж, дорогущие сумочки. Новенькая была совершенно другой. Я не знал, что и думать о заправленной в шорты потрепанной мальчиковой рубашке или о висящем на плече потертом кожаном портфеле. Но девушка была красивой, поэтому в голове сразу родились вопросы: откуда она? И почему она даже не пытается вписаться в окружающую среду? У меня возникло желание пойти за ней, извиниться или хотя бы объяснить свой отказ. Однако я этого не сделал. Вместо этого я вступил в противоборство с лестницей возле учительской стоянки, пересек двор, ведущий к нужному зданию, и открыл дверь в кабинет американской литературы спустя несколько минут после звонка.

Мистер Морено уже вел у меня углубленный курс по британской литературе. Последние двадцать лет он вроде как пишет учебник по этому предмету, и то ли он по-настоящему любит преподавать, то ли так и не вырос из старшей школы, но он нас слегка напрягал своим рвением увлечь всех Шекспиром.

Морено не обратил внимания на мое опоздание, он даже не заметил его. У него не работал DVD-плеер, и он с диском в зубах, на карачках, дергал за провода. Наконец в дело вмешался с надменной миной президент киноклуба, Люк Шеппард, и мы начали просмотр «Великого Гэтсби» – оригинала, а не ремейка. Я не видел этот фильм раньше, но он был черно-белым и нудноватым. С одноименной книгой, которую я прочел летом, он не шел ни в какое сравнение.

И был в этом фильме один ненавистный мне момент, с автомобильной аварией. Я внутренне готовился к этой сцене, но смотреть ее все равно не смог. Слишком жутко. Я закрыл глаза, но отлично слышал происходившее на экране: звуки столкновения и слова полицейского, говорившего толпе зевак, что виновник аварии, стервец, даже не остановился. Однако я и с закрытыми глазами ощущал устремленные на меня взгляды одноклассников. Хорошо бы, если бы на меня так не пялились. Меня нервировало то, как все смотрят на меня – словно я гипнотизирую и пугаю их. Словно мне тут больше нет места.

После урока я лишь мельком подумал о том, чтобы выйти во двор с его кофейными столиками, залитыми ярким солнечным светом. Моя бывшая компания сидела на самом виду – за столиком у стены, которая делила двор на нижнюю и верхнюю части. Я представил себе, как парни в новенькой командной униформе делятся рассказами о летних спортивных лагерях и пляжном отдыхе, смеются над тем, какими мелкими им кажутся девятиклассники. А потом я представил себя, сидящим за этим же столиком. Представил, как все молчат и думают одно и то же: ты больше не один из нас. Я не президент класса и не капитан теннисной команды. Я не встречаюсь с Шарлоттой и не вожу блестященький «бумер». Я более не король школы, и мне пора отправляться в изгнание. Поэтому, чтобы не растерять последние остатки гордости, я решил вообще не выходить во двор и устроился все на той же затененной лестнице возле учительской парковки, заткнув уши наушниками и задаваясь вопросом: почему я никак не ожидал, что все будет настолько плохо?

В двенадцатом классе был всего один курс испанского, и это означало еще один год в компании миссис Мартин. На первом курсе испанского она требовала, чтобы мы звали ее сеньорой Мартинез, что было крайне нелепо, поскольку ее муж являлся пастором местной лютеранской церкви. Она из тех чрезмерно опекающих дамочек, которые любят печь, обвешиваются праздничными брошками и обращаются с нами как с малышней из началки.

На урок я пришел первым, и миссис Мартин, лучезарно улыбнувшись, прошептала, что прихожане ее церкви молились за меня после несчастного случая. Мне в голову пришло множество куда более значимых вещей, о которых можно было бы помолиться, но не хватило духу сказать ей об этом.

– Грасиас, сеньора Мартинез, – пробормотал я, заняв свое обычное место.

– Здорово, Фолкнер, – кивнул Эван.

Он и еще три парня из теннисной команды как ни в чем не бывало заняли места вокруг моего. Словно ничего не изменилось. В руках у них были пакеты из «Бургер Кинг», на плечах – профессиональные теннисные рюкзаки (мы такие выпрашивали у тренера годами). Меня настолько отвлекли эти рюкзаки, что я не обратил внимания на две вещи: парни покидали кампус, чтобы купить себе обед, и на униформе Эвана вышита дополнительная полоска.

– Не поздравишь меня с тем, что я стал капитаном? – Эван залез в пакет и достал огромный двойной бургер. Класс заполнил неприятный запах остывших котлет и лука.

– Поздравляю. – Я совершенно не удивился. В конце концов Эван был наиболее вероятным кандидатом.

– Ну, кто-то же должен был сменить твою хромую задницу. – Странно, но благодаря мягкому баритону Эвана оскорбление прозвучало довольно-таки дружелюбно.

Сидевший позади меня Джимми протянул большую корзинку картофеля фри.

– Хочешь?

– Сам, что ли, не управишься? – невозмутимо спросил я.

– Не-а, тут на всех хватит. Спецом столько взял, на случай, если сеньора Мартинез рассердится.

Я не сдержал смешка.

– Слушай, – хлопнул меня по плечу Эван, – идешь с нами завтра в «Чипотле»?[3] Тако-вторник, чувак! Без тако и гуакамоле никак!

– Вряд ли, – покачал я головой, улыбнувшись.

Парни вели себя как обычно, и на секунду мелькнула мысль: неужели все может быть настолько просто? Могу ли я пойти в мексиканский ресторанчик с командой, в которую больше не вхожу? И хочу ли продолжать общение с ними, когда опустился с позиции лидера до обузы?

А потом в облаке знакомого фруктового парфюма в класс вплыла Шарлотта. Она запустила руку в корзинку с картофелем, вытащила целую горсть и присела на парту, стоявшую напротив стула Эвана – короткая юбка-солнце взметнулась вокруг загорелых бедер.

– Где моя картошка? – Шарлотта пихнула Эвана ногой.

– Джимми взял на всех. – У Эвана вытянулось лицо: он понял, что облажался.