ваши протоколы. – Элрой положил трубку на рычаг и посмотрел на четки с черепами. Поверх них уже лежало два бумажных самолетика.

Тот, который называл себя Гарри, свалился со стула, и, свернувшись калачиком – спал. Еда на голодных действовал одинаково. Они засыпали.

Элрой торопился, пытаясь хоть, что то «делать заранее» поэтому иногда получалось так, что они засыпали у него в кабинете.

Он снова поднял трубку.

– У него «сухое пальто», зрячему мудрецу «никто не поверит» – снова отщелкнуло в мозгу Элроя.

– Наряд в кабинет. Спасителю плохо. – Фраза дежурная. Он положил трубку на рычаг.

Через три минуты в кабинет вошли двое молодых крепышей и унесли ослабшее тело – досыпать.

Элрой поднял четки из человеческих черепов. Тяжело мотнул головой. Спиртного он вчера выпил слишком мало, чтобы сегодня соображать так плохо.

Беседа больше походила на бред, хотя в том, что она была вообще, Элрой уже не был уверен.

– Нужен выходной. Хотя бы один. – Пробормотал он и достал со шкафа толстую книжку небольшого размера с различными значениями перевода с аккадского языка, полистал. Нашел нужную страницу.

Да, слово – «пустой» – могло означать и чистый, и светлый, одновременно.

# # #

Элрой решил идти домой пешком. Даже не взял с собой зонт.

Какое это имеет значение, если все равно промокнешь до нитки? Тряпица на ржавых спицах давно не спасала ни от Дождя, ни от дурных мыслей.

Когда ему было плохо, он каждый раз, не доходя до своей кирпичной полуразвлины, сворачивал в темный переулок и поднимался по остаткам железной лестницы под самую крышу.

Там обитал его-то ли друг, то ли советник, то ли…

Элрой даже не знал, кем был ему этот странный старик. Он называл его Апостолом.

То ли в шутку, то ли в серьез.

Он даже не спрашивал как ему, удавалось выживать, но голова и мозги этого Апостола были, хотя и не совсем обычными, но вполне соображающими. Он многое мог объяснить и многое рассказать.

Когда то этот Апостол преподавал философию в университете и знал многое и о многом.

Он выпросил у раздатчика в будущий отчет булку пшеничного хлеба. Собственно, это и было некой платой за беседу или советы. Что и о чем говорить Элрой представлял себе пока еще не очень ясно.

Он дернул шнурок древнего бронзового колокольчика перед дверью и тщательно и бессмысленно вытер ноги

– Да-да! – Раздалось за дверью – Я уже иду! – За тонкими дверями заскрипели половицы, и щелкнул механизм замка.

– А! Это вы, Элрой?! – То ли спрашивал, то ли утверждал Апостол.

– Проходите-проходите. – У Апостола всегда ярко горел свет. Сам он носил очки с толстыми стеклами и часто натыкался на углы и мебель, но ему удалось смастерить небольшую турбинку, из телефонного аппарата, которая крутилась от водостока и давала достаточно энергии для освещения. Он особенно гордился этим изобретением и часто им хвастался, но не в этот раз.

– Вы видели его, Элрой – Он остановился прямо в дверях и ухватил инспектора за пуговицу плаща.

– Я думаю, что вы его видели. Жаль. Хотя. – Он почесал кудряшки последние из волос на затылке, потому, что был практически лыс.

– Полагаю – Вам есть, что рассказать.

Они прошли в комнату и сели за небольшой деревянный, накрытый изрезанной старой клеенкой стол.

Апостол быстро нарезал хлеб. Вкпипятил чайник. Извинился за то, что сахара у него нет, и разлил по большим алюминиевым кружкам кипяток.

Обычаи, которые давно привил Дождь, заставили Элроя первым взять хлеб.

Грабежи и убийства, мошенничество и обман для некоторых были единственным способом продлить свое существование.

Элрой взял горбушку и стал задумчиво жевать, откусывая жесткую корку, запивая горячей водой. С чего начать он не знал.

– Вы, наверное, хотите спросить – зачем я живу, Элрой? – Апостол сделал глоток и спокойно откусил хлеба.

– У меня нет ни родных, ни близких. Я не был женат и не успел родить детей. После меня вряд ли, что останется, но почему-то все спрашивают – зачем я живу.

– Спросите и вы, иначе – вы так и не решитесь рассказать мне всего.

– Зачем вы живете? – Машинально спросил Элрой. – Апостол поправил очки. Хлебнул кипятка и вдруг вытащил из кармана плаща Элроя фото с размытым пятном и знаком чаши.

– Я мечтал увидеть конец света, и моя мечта сбывается, инспектор. – Апостол нахмурился, разглядывая фото. Оно, что-то ему напомнило. Он поставил кружку на стол и, не вынимая изо рта хлеб, стал искать, что-то на полках с книгами.

– Раньше бы искали иначе – Мелькнула у Элроя мысль. В два «клика». Мир перевернулся вверх тормашками и книги теперь стали ценнее любых других источников информации, если не единственными, но их осталось отчаянно мало.

Апостол плюхнул на клеенку толстый том энциклопедии о биологии и открыл нужную страницу. Долго протирал ее рукавом, пока фото не стало достаточно контрастным для того, чтобы на нем можно было, что-то различить.

– Я знаю, вы видели его, инспектор, но наш мозг устроен так, что он отбрасывает ненужное. Вытесняет в подсознание – так говорят. Я не знаю правильно ли так говорить, но как вы с вашим мозгом гончего пса сможете объяснить вот это?

На фото была изображена половина обычного листа тополя. Вероятно, сорванного с живого дерева, поскольку было зеленым. Оно было наполовину надорванным, и на фото был изображена только часть.

– Это съемка в ультрафиолете. – Апостол ждал реакции. Элрой вытер вспотевшее лицо ладонью.

– Я не понимаю – Вокруг половины листа был контур целого. Он светился тонкими искорками, словно нарисованный электричеством.

Апостол положил рядом фото, которое принесла Эльза.

– Вы не наблюдаете некоторого сходства, Элрой? А? – Апостол пожал плечами.

– К тому – же. Это изображение помечено знаком чистой чаши, а первые легенды о Спасителе как раз начали писать летописцы первой из империй.

– Хотя. Людям всегда было трудно и им, почему то всегда казалось, что за них кто-то будет заниматься их спасением.

Элрой молчал. Лист на фото был убит, но какой-то удивительный образ его оставался на фотографии живым.

– Я не понимаю, Апостол – Старик вздохнул.

– Никто не понимает. Можно только предположить.

Элрой отпил из кружки. Поставил ее на стол. Он решил больше не есть, у Апостола было немного способов добыть себе еду, и почти целая булка хлеба нисколько ему не помешает.

Апостол присел к столу. Достал из-за пазухи лупу и почти носом стал возить по фото.

– Часть хранит информацию о целом, или где-то есть информация о целом, а клетка только обозначает –