никакого внимания. Перед ними расстилалось настоящее поле сражения, на котором выстроились две армии.

Девчушки, сидевшие рядом, громко рассмеялись — он вздрогнул и приоткрыл глаза. Однако тут же вновь потерял связь с реальностью — его переполняли воспоминания. «Да, это было очень давно, тогда я жил с родителями в дремучей коммуналке и отец, чтобы никому не мешать спать, затащил меня однажды в ванную, там, именно там я впервые познакомился с шахматами».

Алексей вспомнил, как его поразила тогда простота и логичность происходящего на доске. Он еще толком не успел запомнить, как ходят отдельные фигуры, но вся картина покорила его сразу. После каждого хода, сделанного отцом, конфигурация войск менялась, он видел в отце генерала, и ему нравилось, что все солдаты беспрекословно ему подчиняются. Проглотив язык, Алексей смотрел тогда на доску. Он вздрогнул и даже подпрыгнул, когда отец объявил мат королю. «Вот, оказывается, когда заканчивается сражение, как же опять все просто и логично. Не сравнить с дурацкими шашками, в которые иногда играли товарищи в школе. Там все шашки одинаковые, все друг друга постоянно едят, какие-то дамки образуются и вообще непонятно что нужно сделать, чтобы победить, а здесь…» — все эти мысли вихрем пронеслись тогда в голове Алексея — ученика первого класса средней школы.

С этого дня жизнь маленького Алексея круто изменилась. Теперь он не мог дождаться позднего вечера, чтобы уединиться с отцом в ванной. По дороге в школу и домой на уроках и переменках — всюду и все время он думал только о шахматах. Мать Алексея как-то сказала отцу: «Перестань с ним играть в шахматы. Он стал плохо учиться, все забывает, а позавчера я застукала его в туалете в три часа ночи, на коленях у него была эта чертова доска. Прямо наваждение какое-то, сумасшествие!» Отец миролюбиво уверял ее, что, мол, увлекся парень по молодости, загорелся, но скоро потухнет, как все они, и вообще, пусть уж лучше она застукает его в туалете с шахматами, чем с папиросами. Говоря все это, отец не верил ни единому своему слову. Он прекрасно видел, что к мимолетной увлеченности страсть Алексея не имеет никакого отношения. И дело было не только в страсти, но и в огромных потенциальных возможностях сына.

Отец был крепким любителем-середняком. Однако очень скоро, через пару месяцев, его армия начала терпеть одно поражение за другим. Не помогало ничто. Маленький шпингалет давал отцу фору: сначала пешку, затем коня, потом ладью. У того голова шла кругом, он подолгу сидел насупившись, тщательно обдумывая каждый ход. В ванную поочередно врывались то мать, то разъяренная соседка. Каждая такая битва, вне зависимости от размера форы или иных обстоятельств, всегда заканчивалась одним и тем же словом, которое произносил обескураженный отец: «Сдаюсь».

Очень скоро, несмотря на протесты матери, отец отвел его во Дворец пионеров, в знаменитую шахматную секцию. Способностями и талантом Алексея были поражены даже видавшие виды шахматные зубры. Очень скоро он стал самым молодым в стране мастером спорта, затем международным мастером и, наконец, гроссмейстером. Надо учитывать, еще в какой стране: Советском Союзе — шахматном лидере мира.

Алексей снова закрыл глаза и до боли сжал пальцы рук. А потом настал этот проклятый день, самый проклятый в его жизни. Он играл полуфинальную встречу за право сразиться с чемпионом мира. Противник был очень сильным, злым и в шахматных кругах слыл первостатейным интриганом.

Этот матч требовал полной самоотдачи, исключал какие-либо отвлечения, счет в нем сохранялся пока ничейным и напряжение достигло своего апогея. Кто мог предполагать тогда, что в течение всего одного дня жизнь Алексея кардинально изменится… Изменится самым ужасным образом.

Накануне вечером к какому-то прощелыге модельеру от Алексея внезапно ушла жена, утром ему сообщили, что секундант, которому он всецело доверял, перекуплен и в действительности работает на штаб противника, сдавая все его сокровенные шахматные разработки, и, наконец, днем во время игры он узнал, что внезапно скончался от сердечного приступа отец. Противник не только не прервал партию, но настоял на том, чтобы она была закончена именно сегодня.

Алексей проиграл эту партию и не смог продолжать матч. После похорон отца он замкнулся в себе и все дни и ночи напролет сидел за шахматной доской, что-то бормоча и иногда вскрикивая. На звонки друзей-шахматистов не отвечал, заперся и играл, играл сам с собой, не в силах остановиться. Он ничего не ел, только пил воду.

Мать по-настоящему испугалась и приняла решительные меры. Когда слесарь взломал дверь, все присутствующие невольно вскрикнули. Никто не мог узнать Алексея. Сгорбившись, на табуретке сидел человек, находящийся в крайней степени истощения, с глубоко запавшими щеками. С головы у него ниспадали косматые пряди, а нижнюю часть лица скрывала борода, которая была похожа на слежавшуюся паклю. Глаза, горевшие нездоровым, безумным блеском, не заметили вошедших — они были устремлены на шахматную доску.

Алексей постоянно что-то бормотал и жестикулировал тонкой, покрытой взбухшими венами рукой. Мать подбежала к нему, обняла за голову и горько заплакала.

Алексея поместили в психоневрологическую клинику. Спасибо друзьям-шахматистам и шахматной федерации — в хорошую клинику и к хорошему врачу. Старый профессор, сам неравнодушный к шахматам, очень внимательно отнесся к пациенту. Диагноз был малоутешительным: «Глубокий срыв нервной деятельности вследствие чрезвычайного стрессорного воздействия. Прогрессирующий маниакально-депрессивный психоз». Под последним подразумевалось то, что Алексей не мог остановиться и, не замечая ничего вокруг, продолжал играть и играть.

На консилиуме решили не применять в отношении талантливого шахматиста острых методов лечения, которые могли лишь усугубить его состояние. Алексей пролежал в клинике очень долго: в стране успел смениться строй, произошли большие изменения как в шахматной, так и в его семейной жизни. Мама не выдержала всех несчастий и умерла. Теперь из близких людей у него осталась только родная сестра. Бывшая жена за время болезни так его ни разу и не навестила.

При расставании профессор его строго напутствовал: «Молодой человек, теперь вы можете жить нормальной, полноценной жизнью, но при одном строгом ограничении. По крайней мере, несколько лет вы не должны прикасаться к шахматам. Учтите, я не шучу: под страхом смертной казни не дотрагивайтесь до них, постарайтесь забыть, что они вообще существуют, иначе… иначе возможен страшный рецидив и все наши труды пойдут насмарку, и вам уже будет не выкарабкаться».

Алексей открыл глаза. Рядом уже никого не было. Он медленно поднялся и направился к выходу из садика. На полпути он оглянулся и вдруг, резко развернувшись, быстрым, решительным шагом пошел в сторону трех скамеек, окруженных толпой