– Пожалуйста, пожалуйста, выслушайтеменя, только не подумайте, что я попрошайка, мне деньги не нужны, вы меняпросто увезите подальше отсюда или, допустим, за город. Я вам отплачу, оставьтеадрес, приеду, квартиру помою, окна, не смотрите, что малышка, я все могу: икопать, и козу доить. У нас дома козочка была.

Я украдкой глянула на часы. Нахожусь буквальнов двух минутах езды от нового здания «Марко», до пятнадцати еще целый час.

– Живо рассказывай, что случилось, и ядоставлю тебя к родителям.

Большая прозрачная слеза поползла по детскойпухлой щечке.

– Их нет.

– Где же твои мама с папой?

– Умерли.

– Прости, пожалуйста, – испугаласья, – не знаю подробности твоей жизни, оттого и ляпнула глупость. Кстати,меня зовут Виола, но друзья называют просто Вилкой. Так что с тобой произошло?

Продолжая судорожно сжимать маленькие кулачки,Олечка завела рассказ.

Давным-давно, в начале 80-х годов двадцатоговека, молодой выпускник Сельскохозяйственной академии Сергей Петров получилнаправление на работу в Среднюю Азию. Может, кто бы и начал сопротивляться, ноСережа безропотно поехал в незнакомое местечко Киртау[1] и обрел там свое счастье,встретил дочь директора школы Леночку и женился на ней. У пары быстро появилисьдети – два мальчика-погодка. Сергей работал; жена тоже не сидела сложа руки,преподавала в детском саду музыку. Жили в собственном доме с большим садом, подраскидистой яблоней стоял длинный стол, теплыми вечерами часто заглядывали наогонек соседи, никто из них никогда не вспоминал о своей национальности, жили,простите за банальность, одной большой семьей, вместе справляли свадьбы исообща рыдали на поминках.

Но потом положение изменилось, республика, вкоторой счастливо обитали Петровы, стала отдельным государством, русский языкпревратился в иностранный, а граждане России в оккупантов. Прежние соседитрансформировались во врагов.

Сергей решил не унывать, он за копейки продалдом с садом и вывез семью, так сказать, на историческую родину, в деревнюГлазьево. Олечка не помнила момент переезда, ей тогда было всего два года. Затоочень хорошо детская память запечатлела одну картину.

Растрепанная, босая мама выволакивает голую,замотанную в одеяло дочь на улицу, ставит на снег и кричит:

– Олечка, беги скорей к соседям! – асама кидается в горящую избу, где остались муж и двое сыновей.

Но войти внутрь дома мама не успела: внезапнообрушилась крыша, сложились, упали стены, вверх взметнулся сноп искр.

Оля и мама остались в буквальном смысле этогослова голыми – девочка в одеяле, а мама Лена в ночнушке. В пожаре погиблиСергей, оба мальчика. Естественно, сгорели и все вещи, документы, деньги.

На первое время погорельцев приютила бабаДуня, потом Лене дали комнату в бараке. Кое-как женщина устроилась и началапить. За полгода интеллигентная преподавательница превратилась в опустившуюсяалкоголичку. Сначала ее жалели, местные бабы подкармливали Олю, вздыхая:

– Вот беда, так всякий разум потеряет.

Но потом жалость сменило раздражение, а следомпришло негодование. В бараке, состоящем из длинного коридора и несметногоколичества комнат, имелся лишь один душ, естественно, за право пользоваться имшла жестокая битва, на двери ванной комнаты висело расписание с указанием нетолько часов, но и минут: «Петрова – 10.05–10.12». А Леночка, опустившись нижеплинтуса, стала приводить к себе мужиков, те потом лезли в ванную… Начиналиськрик и драки. Перепуганная Оля убегала во двор и часами простаивала на морозе,боясь вернуться домой: пьяная мама, распаленная скандалом, обладала тяжелойрукой.

Закончилось все просто. Лена схватила сумку,дочь и, сообщив соседям: «Чтоб вы все сдохли, поеду в Москву на заработки»,села в электричку.

До столицы оказалось совсем недалеко, и напривокзальной площади Лена мгновенно нашла себе службу, она прибилась к группестроителей, возводивших коттеджи, и стала мотаться с бригадой по объектам.Парни выкладывали стены, Леночка кашеварила и служила общей любовницей, Олянаходилась при матери. Ее тоже приставили к делу. Девочка мыла полы и окна.Естественно, ни в какую школу она не ходила, но хозяева возводимых домов, какна подбор, оказались замечательными людьми. Они жалели малышку, давали ей вещии игрушки. Одна тетенька научила девочку читать и писать, другая надавалакнижек, третья разрешила жить рядом, и, пока строился особняк, Олечка обитала всоседнем старом доме, набитом под завязку разной литературой, целый год девочкалазила по полкам, с восторгом читая все, что попадалось под руку. В результатек двенадцати годам Оля превратилась в весьма образованную барышню, напичканнуюсведениями о литературе и истории, вот считать она практически не умела,таблицу умножения не знала, но, с другой стороны, к чему лишние навыки,человечество давно придумало калькулятор.

Для девочки, проводившей время на строительнойплощадке, не было никаких жизненных тайн. То, чем занимается мама, помимоготовки, Ольга поняла давно. Усекла она и еще одну истину: Леночка проституткане от голода или нищеты. Стоя около плиты, от истощения умереть трудно; нет,мама просто любит мужчин, и ей все равно, где, когда и с кем. Олечка ее неосуждала, скандалов не закатывала и не пыталась перевоспитать неразумнуюмамулю. У ребенка образовался совершенно буддистский взгляд на мир: не можешьсправиться с обстоятельствами, оставь все как есть. Кому-то досталсяпапа-профессор и мать-актриса, а ей, Оле, вечно пьяная шалава Лена. И что здесьподелать? Так фишка легла, справедливости и равенства на земле нет.

Из новых жизненных обстоятельств Ольга сделаладва вывода: она никогда не прикоснется к бутылке и не ляжет в постель спарнями. Нет, Олечка выйдет замуж за хорошего человека и заживет счастливо.

Потом мама умерла, пошла зимним днем в магазинза бутылкой и не вернулась, нашли ее лишь через трое суток в овраге.Алкоголичка высосала «пузырек», села в снег и заснула. Никакого удивлениякончина Лены у людей не вызвала.

Бригада похоронила стряпуху, потом мрачныйПетр, бывший у строителей за прораба, недоуменно спросил у девочки:

– И чего с тобой делать?

– Не знаю, – испугалась Оля.

– Документы имеешь?

– Какие? – не понял подросток.

– Метрику о рождении.

– Наверное, у мамы в чемоданележит, – растерялся ребенок.

– Там лишь одна рванина, – буркнулПетр, – сколько тебе хоть лет, знаешь?