— Скажу позже. Поначалу хочу говорить с дочерью.

— Это твое право, но ничего не изменится.

— А коли Вавула взял ее против воли?

— Сам-то веришь ли в то? На празднике, среди народу, Вавула силком утащил твою дочь?

Кобяк замялся. Ведана сама ушла, сказала, что захворала, и пошла на село, а на самом деле… к реке скрытно.

— Ладно, пусть по своей воле, но свадьбы не будет. Определю выкуп, отдашь, и пусть живут, но в Вабежу ей дороги боле нет. Так и передай.

Дедил взглянул на Кобяка:

— Ты отрекаешься от дочери?

— Да.

— Не спеши. Сейчас ты в гневе, погодь немного, охолонись, глядишь, и сменишь гнев на милость. А не хочешь свадьбы, обойдемся без нее, землю молодым я выделю, пусть строят жилище, а до того живут у меня. Когда определишься с выкупом?

— Потом, сказал же. Думать буду.

— Ныне след думать о хазарах. Чего-то вдруг они опять заявились? Положенную дань мы им еще в цветене (апреле) заплатили.

Кобяк кивнул:

— Заплатили, даже больше требуемого шкур дали. Но они у нас девок не брали. Может, за тем и вернулись?

— А по мне так совесть их каган потерял.

Кобяк усмехнулся:

— Ты думаешь, у него она есть?

— Ты прав, Веденей. Хазар думает об одном, говорит о другом, делает третье. С ними надо бы пожестче. Хамлых (одно из названий столицы хазарского каганата) далече, сюда они приходят дружиной небольшой. Сколько хазар вышло к берегу?

— С десяток. Но где-то неподалеку у них лагерь.

— Это так. Там сколько? Сотня? Полусотня? У нас, если объединиться, боле двух сотен наберется. И чем биться есть, в каждом доме, почитай, лук со стрелами, топоры, секиры, мечи, о копьях да острогах я и не говорю. Куда хазарская сабля супротив нашего меча?

— Объединиться, говоришь? — посмотрел исподлобья Кобяка на Дедила. — А народ того захочет?

— Так поговорить с ним надо. Старцев спросить, они-то понимают, что вместе мы — сила. Разве дело, коли твое село хазары вдруг разорять начнут, а мы глядеть из-за городьбы будем в надеже, что не нас бьют?

Кобяк неожиданно сказал:

— Твой род пусть поначалу нашему роду земли вернет.

— О каких землях речь ведешь? — изобразил удивление Дедил.

— Овраг наш, признай то.

— Община не признает.

— Вот видишь, овраг поделить не можем, а об объединении говорим. Не будет того.

— Эх, мало нас хазары треплют, — вздохнул старейшина Рубино, — но придет время, когда не иначе как только вместе жить сможем. Но сколь народу до той поры сгинет?

Кобяк поднялся:

— Езжай к себе, Дедил. А Ведане передай, я желаю говорить с ней. Не захочет — ее дело, тогда… да чего повторяться…

— Я передам ей твое слово, встрече перечить не буду. А о сказанном подумай, да быстрей определяйся с выкупом. Не люблю, когда долг на шее висит.

— Определюсь, боюсь только, он тебе не по нраву придется.

— Ну чего же делать? Ты отец невесты. Ведана до того была девственницей, значит, должон платить.

Дедил вышел во двор. Завидев его, семья Кобяка отвернулась. Старейшина рода из Рубино отвязал коня, запрыгнул в седло, поехал в свое село.

Там его ждали. Впереди всех старец Светозар.

Дедил спрыгнул с коня:

— Чего собрались, Светозар?

— Ответь людям, правда ли, что твой сын умыкнул невесту из Вабежи?

— Правда.

— Почему брезгуешь своими невестами, Заруба?

— О чем ты, старче?

— О том. Уговор с гончаром Лихарем Рубаном насчет женитьбы Вавулы и его дочери Голубы был?

— Был.

— Почему нарушил?

— Потому, что сын сам выбрал себе жену. По нашим обычаям это не карается.

— Значит, решил породниться с Кобяком?

— Так вышло, но родней мы не будем. Кобяк не признает нас, мы не признаем Кобяка.

— Люди поговаривают, овраг намерен отдать Кобяку, правда?

— Нет! Это наша земля. На том стоял и стоять буду.

Светозар повернулся к мужикам.

— Что скажете, люди?

Дедила уважали, иначе не выбрали бы старейшиной.

Кто-то проговорил:

— Коли так, как сказал Дедил, то пусть.

Волхв взглянул на старейшину:

— Пошто ездил к Кобяку?

— Предупредить, что Ведана у нас, а то он собрался было к хазарам ехать.

Народ напрягся:

— К каким таким хазарам, куда ехать?

— Слушайте меня, люди! Вчера, на праздник, объявились хазары, подъезжали к месту гуляний рода Кобяка. Постояли, посмотрели, ушли за дальний овраг, может, в рощу, может, дале. Чего хотели, неизвестно. Но мыслю, коли объявились, след ждать их снова.

Толпа загудела:

— Чего этим собакам треба?

— Приезжали же в цветень?

— Опять дань собирать?

Дедил поднял руку, народ замолчал.

— Чего треба хазарам, мыслю, уже ныне прознаем. До того занимайтесь своими делами. Но ведайте, по первому клику всем сбор на селе, возле дома моего. А щас расходитесь. Работать треба, гулянье закончилось.

Люди начали расходиться. Остались только Светозар и Дедил.

Волхв спросил:

— Сам-то как мыслишь, чего хазары объявились? Не для людей, для меня скажи.

— Не ведаю, старче.

Светозар вздохнул:

— Я пойду на капище. С собой возьму двух парней и двух девиц, порядок там опосля грозы да гуляния навести треба. Да просить богов, чтобы прогнали хазар проклятых.

— Я понял тебя.

— Ты Кобяке не уступай, Заруба, иначе народ другого изберет.

— То право общины!

— Право-то право, да окромя тебя во главе рода ставить некого.

— Так уж и некого!

— Избрать любого можно, а вот в порядке род держать сможет не каждый! А коли смута пойдет, тогда и роду конец.

Старик, опираясь на посох, двинулся на село. Дедил проехал к своему дому. Начался новый день, 25-й по счету месяца червень.

Как только солнце поднялось настолько, что тени стали в два раза короче, из дальнего оврага показалась конница.

Шла она к Вабеже. Мужики и бабы побросали работу, последние, подхватив детей, что забавлялись в дорожной пыли, скрылись в домах и землянках. Мужики двинулись к месту сбора у дома старейшины. Один побежал открывать ворота — как же, хозяева приехали!