— Триумфальное возвращение, Элоиза. В качестве моей пассии. Напоминание о том, как маска благочестия соскользнула с его лица. Прежде чем мы полностью ее сорвем, мы расскажем народу правду. Наступают новые времена. Даже я изменил свое мировоззрение. Человек в его возрасте имеет определенную власть. Особенно человек его положения. Ты была восемнадцатилетней девчонкой, и, хотя я тебя не оправдываю, во всем обвинили только тебя. Думаю, если заставить мир взглянуть на него теперь, они поймут, кто он на самом деле. Хищник без капли морали.

Винченцо не ошибался. Времена действительно изменились. Слишком поздно для нее, быть может, но изменились, это правда.

— И ты думаешь, люди поверят, что мы пара?

— Я мужчина с дурной репутацией. Никто не усомнится, что я мог заинтересоваться бывшей женщиной своего отца.

— Я не это имела в виду.

Элоиза долго смотрела на него, ожидая, что он сообразит, о чем она, но он молчал, с неподвижным, как статуя, лицом.

— Хочешь, чтобы я пояснила, Винченцо? Я знала, что ты мерзавец, но вынуждать меня говорить очевидное, пожалуй, как-то особенно жестоко.

— Объясни, о чем ты? О какой жестокости речь?

— Я не красива. Не по стандартам, принятым в ваших кругах. И одежда идеальных размеров вряд ли налезет на мою фигуру.

Он рассмеялся. Наконец рассмеялся. А вернее, мрачно усмехнулся.

— Идеальный размер? Послушай, я не твоя мать. Я не выбираю женщин по каталогу. Все наряды будут в точности повторять твои восхитительные формы.

— Восхитительные? — Никогда прежде к ней не применяли этот термин. — Я же не в твоем вкусе, — сказала она.

— Ты красивая, пышная, тебя можно уложить в постель. С чего взяла, что ты не в моем вкусе?

Он говорил это так, словно зачитывал список покупок. Молоко, хлеб, можно уложить в постель.

Можно уложить в постель. Эта фраза особо выделялась.

— Я толстая, — бесцветно произнесла она.

— Пышная, — возразил он, и его голос был так соблазнителен. — У твоей матери узколобые представления о красоте.

— Давай все проясним, — начала Элоиза. — Я не комплексую, мне нравится моя жизнь, мне нравится мое тело. И печенье мне тоже нравится. Но я не собираюсь становиться объектом критики со стороны прессы. Я это уже проходила и прекрасно знаю, что они будут делать теперь. Причем с особым наслаждением. Думаешь, они не выложат мои фотографии «до и после» и не проедутся по тому, как я набрала вес?

— Но тебе не восемнадцать, — парировал он. — И в этот раз ты не сбежишь.

— Ты хотел сказать, в этот раз я не буду изгнана?

— Нам стоит поторопиться.

— Хорошо, только вещи соберу.

— Собирать ничего не нужно. На самолете будет портной и куча одежды. С тебя снимут мерки и все подгонят под твою фигуру во время полета. По прибытии в Ариосту ты будешь выглядеть, как моя девушка.

Как его девушка?

Элоиза ощутила нервную дрожь, но лишь на миг.

Все это не фантазия. Может, он и принц, но в данном случае ее одолевало чувство, что он скорее не рыцарь в сияющих доспехах, а дракон, готовый сожрать ее заживо.

Глава 3

Возможно, Элоиза поставила себе целью удивлять его. Он ждал от нее двух вероятных линий поведения. Либо она будет кричать и называть его негодяем, прежде чем капитулирует и подчинится, либо начнет флиртовать с ним, принимая его подкуп. Она не стала делать ни того ни другого. Элоиза просто взглянула на него и искренне ответила, что готова ему помогать. Сейчас она, скорее, напоминала ту девочку из детства, чем женщину, закрутившую роман с его отцом. Ему подумалось, не изменилась ли она. Или, может, он сам изменился? Эти мысли выбивали из колеи. Даже теперь, взойдя на борт его частного самолета, со множеством помещений и удобств высочайшего уровня, Элоиза не выглядела скучающей, словно обстановка была для нее привычной. Наоборот. В ее взгляде сквозили удивление и восторг. Может, и не восторг, но искреннее восхищение. И оно не казалось алчным, как он мог ожидать от женщины ее типа. Нет. Все, что он видел, — это живой интерес. Будто ее это развлекало.

В ее поведении была какая-то чистота. Его это выбивало из колеи, ибо чистота и Элоиза Сент-Джордж казались ему несовместимыми качествами.

— Ты хочешь что-нибудь сказать? — спросил он, устраиваясь поудобнее на мягком кожаном диване.

— Он довольно большой, — ответила Элоиза, — твой самолет.

— Мне нужно все иметь под рукой, когда я в дороге. Так же, как в домашних условиях.

— Ну естественно, — усмехнулась она. — Видимо, путешествия для тебя тяжкое бремя. Что до меня, я в жизни мало куда выбиралась. Хотя, конечно, моя мать нередко путешествовала с твоим отцом, и иногда они брали меня с собой. Твой отец крайне щедр, — добавила она с ядом в голосе. — Брал с собой не только ассистентку, но и ее дочь. Но, помнится, его самолет отнюдь не столь шикарен.

— Это правда, — ответил Винченцо.

Он не до конца понимал, что за игру затеяла Элоиза, и это его немного смущало. Беспокойство было для него посторонним чувством. Равно как и неспособность понять, что у человека на уме.

Винченцо многое знал об Элоизе. Всего через неделю после того, как она явилась в его комнату и пыталась соблазнить (признавалась в любви к нему, целовала), выяснилось, что она любовница его отца.

А он… Он считал себя святым из-за того, что отослал ее из своей комнаты, притом что очень хотел поддаться искушению. Желание овладеть ею было подобно зверю, рвавшемуся из клетки. Но даже тогда он понимал: Элоиза слишком молода. А самое главное, совсем не знала жизни вне дворца. Они вместе росли, и в каком-то смысле оба стали одиноки. Она думала, что влюблена в