И майор не считал, что сопротивление арабов законное, потому что они оказывают его на своей земле тем, кто пришел сюда с задачей навязать свои ценности и правила. Да, они пришли сюда и их никто не звал, но точно так же и к ним, в их города, в их страны, пришли те, кто должен был жить здесь. Они пришли, пришли в большом количестве, и вовсе не захотели вести себя как гости. Они не стали интегрироваться или ассимилироваться в общество, которое приняло их из сострадания, они в большинстве своем даже не стали честно трудиться – нет, они сели на спину этому обществу, чтобы получать от него как можно больше, не давая ничего взамен и продолжая ненавидеть. Они разрушили собственные общества и собственные страны настолько, что вынуждены были бежать, но при этом они стали строить на своих новых местах жительства те же коммьюнити, какие у них были в их странах и которые довели их до катастрофы. Они продолжили поддерживать джихад и отправлять туда деньги, продолжили врать, воровать, нахлебничать, не строить ничего, кроме мечетей, и всеми способами загрязнять собственную среду обитания. Потом, как только их стало слишком много, дело дошло уже до требований не наряжать елки, не держать собак и не продавать игрушки в виде свиней – потому что это, видите ли, оскорбляет их религиозные чувства. Как только одно из их требований принимали, тут же следовали другие, еще более наглые и вызывающие. Это тоже было своего рода оккупацией, и в каждом крупном городе Европы, особенно в Лондоне, с каждой новой партией беженцев, с каждым новым боро[100], захваченным этой нечистью, жить становилось все более невыносимо. Они, как только в каком-то районе их накапливалось большинство, или меньшинство, но настолько активное, что этому никто не мог ничего противопоставить, вешали на стены плакаты «Здесь действуют законы шариата» и начинали патрулировать улицы шариатскими патрулями, так что казалось, будто они проиграли войну и попали под оккупацию. А как только происходило какое-то из ряда вон выходящее событие – полицейские застрелили одного из них при беспорядках, или драка со скинхедами закончилась трупами, – так тут же поднималось восстание, и все машины, все лавки, которые не принадлежали им или не платили им закят, методично сжигались. Так что майор не принимал никаких оправданий про оккупацию – его страна тоже была оккупирована, и он сражался с этим – просто не на своей земле…

Тренированным взглядом майор заметил вспышку с другой стороны дороги. Ракета пошла в темноту, оставляя дымный след. Судя по характеру следа, не ПРЗК, обычный РПГ, но если есть РПГ, значит, там не просто повстанцы, там, скорее всего, опытные джихадисты.

– Третий – Первому…

– Третий на связи…

– Пуск РПГ, подтверди…

– О’кей, у нас был входящий на девять, возможно, и РПГ. Мы увернулись.

– Я собираюсь взять их. Дайте картинку с «Комара».

– О’кей, перенаправляю птичку. Поторопитесь, сэр. Топливо на исходе, а на заправщик не приходится рассчитывать.

– Понял, раздел. Четверка, как принимаешь?

– Громко и четко, сэр.

– Я иду на ту сторону. Смотри внимательно.

Майор включил лазер в невидимом режиме и лучом лазера показал маршрут, которым он намеревался перебраться на ту сторону через горящие машины. Этот маршрут мог быть виден только тем, у кого были очки ночного видения.

– О’кей, я видел это, сэр. Прикрою.

– Выполненная работа – сигнал «плюс», после чего ты бросаешь байк и перебираешься на эту сторону. Я тебя прикрываю.

– О’кей, сэр.

– Без глупостей, ясно? Потом отступаем к вертолету.

– Да, сэр. Сэр… вам надо знать, что слева от меня, примерно сто метров, – трипл эй, зенитная установка. Там никого нет, но она не выглядит поврежденной, сэр.

Это было плохо.

– Что за установка?

– Спарка пулеметов на пикапе, сэр. Кажется, «Диско».

Майор навидался подобного. Начиная от банальной спарки «Диско», то есть «ДШК» в кузове пикапа или легкого грузовика, и заканчивая иранскими монстрами. Когда они действовали в Белуджистане, он сам, своими глазами видел установку из восьми (!!!) установок «ЗУ-23-2» на тяжелой платформе, работающих совместно. Для большинства самолетов такие штуки не опасны, самолеты просто держатся выше, а вот для вертолета это опасно.

– О’кей. Выведи ее из строя перед тем, как пойдешь. Просто несколько выстрелов.

– Понял, сэр.

– Без глупостей, – повторил майор, – я иду…

Выждав момент, когда слева от него что-то взорвалось… наверное, очередной бак, резкие звуки всегда отвлекают внимание человека, майор бросился бежать вниз со склона, молясь Богу, чтобы не упасть. Упав, он потеряет темп, не сможет пересечь открытый участок местности достаточно быстро и привлечет к себе внимание. Ничего из этого майор не хотел.

Но он не упал. В отличие от европейских дорог, здесь не было канавок для стока воды, потому что здесь почти не было дождей, а потому он быстро пересек открытое, освещенное отблесками пламени место и упал на колени между горящими машинами. Жар был такой, что, кажется, начала плавиться кожа, он упал на колени. Ему показалось, что впереди есть опасность, а времени отвлекаться на планшет не было, потому что опасность может появиться в любой момент, с оружием, и он должен быть готов мгновенно ответить. Мрачная ирония ситуации была в том, что на дворе была середина двадцать первого века, и каждый солдат мог подключиться к беспилотнику и видеть, что впереди, но он вынужден сейчас действовать так же, как и пятьдесят лет назад.

– Каваам! Каваам![101]

Впереди мелькнули серые тени, и он, пропустив их вперед, бросился за ними. Это были три человека, по меньшей мере у одного из них было оружие, и они несли две огромные упаковки, в каждой из которых было по семь ракет «РПГ-7» – он знал, что это такое, потому что такие же использовали спецподразделения НАТО. Они явно бежали к ракетной позиции, и он побежал за ними, потому что если за ними наблюдает снайпер, то, скорее всего, примет его за одного из своих, где три там, и четыре.

И как только он увидел ракетную позицию, то застрелил всех троих, они даже не подозревали о его существовании. И, пользуясь прибором ночного видения, открыл беглый огонь по боевикам на позиции…

Боевиков было всего трое, и один из них явно не амир, потому что у него был ракетный РПГ, опасный что для вертолета, что для любого солдата, потому майор застрелил его в голову. А вот двое могли быть теми, кто ему нужен, поэтому он открыл беглый огонь, целясь на уровне ног, паха и низа живота. Ранения там всегда болезненные и чаще всего моментально вышибают из строя, но при этом несколько минут чаще всего есть.