– Я не могу сказать, что именно хотят от вашего сына карты, – Алалия впервые за многочисленные сеансы поддалась порыву и посмотрела на клиентку как на глупую курицу. – Решение должен принять он сам. Да, сочетание Зова и Мудрости – решение сложное и тяжёлое, но это старшие арканы, а значит, и решение, которое он примет, будет непростым и важным.

– И он его примет?

– Старшие арканы, – повторила Алалия. – Либо он сделает это добровольно, либо это сделают за него, но тогда последствия будут непредсказуемы – и не всегда в пользу объекта гадания. Знаете, у нас часто в жизни случаются моменты, когда нам нужно пойти навстречу переменам. И либо мы их примем и пойдём по этой дороге сами, либо нас схватят за ноги и поволокут лицом по камням. В интересах Роланда принять решение самому. Мудрость – даже если это уход из родного дома в такие далёкие земли, что их не найти ни на одной карте. Но кто знает, возможно, в вашей ситуации это единственное решение, которое Роланду будет доступно.

– Чтобы мой сын начал вести жизнь странника? Нищего?

– Ну почему же? Вы же как-то говорили, что вы в хороших отношениях с графом Лагримоны. Как его?..

– Граф Урбино. Да, мы дружим с ним и обоими его сыновьями.

– Ну вот, – Алалия назидательно постучала ногтем по карте Мудрости. – Эта карта ещё может указывать и на человека в годах, находящегося вдали от вас. Почему бы вашему наследнику не погостить какое-то время в Лагримоне, подальше от тавромахии и королей, какой бы веры они ни были? Лагримона – тихий край, и граф, если верны слухи, не жалует тавромахию.

– Но это так далеко.

– Вы отправили сына на бой с бешеным шестирогим быком, неужели по сравнению с этим его путешествие на юг вызывает у вас настоящий ужас?

Анна-Марин была вынуждена признать, что приведённый гадалкой довод не лишён логики и в общем-то имеет в себе рациональное зерно.

– Ладно, – графиня перестала терзать носовой платок и спрятала его в потайной карман юбки. – И это всё? Или карты говорят что-то ещё? Если мой Роланд сделает свой выбор, что его ждёт? Хотя бы это карты могут сказать?

– Могут.

Гадалка тщательно перемешала колоду ещё раз. Прошептала вопрос.

– Факел, Искра, Кирасир перевёрнутый и Леди Пламени. Знаете, дорогая графиня, он должен принять это решение. Начало, запал, сила… он действительно может стать воином. Пусть не кирасиром, как показали карты, раз уж он не сможет больше участвовать в тавромахии, но Леди Пламени… Он должен будет служить некой даме.

– Какой даме? В Лагримоне нет никакой дамы.

– Факел, искра… я не знаю. Огненная дама, – гадалка замялась, – н-не знаю, моя графиня. Было бы проще, если бы карты прямо говорили имена, но такого свойства у них нет. Время покажет. В любом случае для Роланда это будет новым началом. Мудрость – через печаль и перелом. Вой – через боль, но опять же Кирасир и Всадник. Графиня, не мешайте его выбору.

– И тогда всё будет хорошо?

– По крайней мере карты показали, что надежда на это есть, – гадалка посмотрела на карту на дне колоды, но графине не показала. – На Роланда в этом раскладе выпало много карт, связанных с огнём. Раньше была вода. Видимо, в промежутке между прошлым раскладом и этим ваш сын о чём-то думал, пришёл к новым выводам, и боги услышали его и через карты дали знать и нам… Вы, главное, не теряйте надежду. У вашего сына всё наладится.

– Я попытаюсь, – прошептала Анна-Марин голосом, лишённым даже тени какой-либо надежды. – Где бы сил только набраться?

– Все, что ни делается, – на всё воля богов. Кто знает, возможно, те трудности, через которые вы проходите сейчас, служат началом великих перемен? Не стоит их бояться. Будет то, что будет, а чего не будет – того не будет никогда. Боги хотят, чтобы вы прошли этот путь. И они дадут вам на это сил.

– Спасибо, – Анна-Марин встала и прошла к прорези в занавесе.

– Вам спасибо, моя графиня. Я всегда рада видеть вас, – улыбнулась Алалия, изнывая от нетерпения и желая, чтобы графиня наконец ушла.

– А что было на дне? – внезапно остановилась Анна-Марин и обернулась. – Вы мне не сказали.

– Когда?

– На последний вопрос о будущем Роланда, – напомнила графиня. – Вы посмотрели на карту, но не сказали, что там.

– Ах, это? – опомнилась гадалка. – Белая карта. Это чистый лист. Боги закрыли информацию о будущем вашего сына, пока он не примет решение.

Анна-Марин кивнула, поблагодарила Алалию ещё раз и ушла, исчезнув за полами занавеса. Гадалка проводила её ликующим взглядом и, удостоверившись, что графиня покинула её дом, устало села на пуфик и перевернула карты арканом к себе. На дне колоды лежала карта итога. С неё вместо белой карты на гадалку смотрела богиня Саттелит в венке из зубов и костей и сжимала в руках сломанный кирасирский жезл.

В приступе благоговейного страха перед богиней смерти Алалия осенила себя знаком Чарны «Кер-Наирад».

– Не всякая ложь во вред, – прошептала она, осеняя себя знаком снова и снова. – Не всякая ложь во вред. Прости меня, Чарна, прости, Саттелит. Так надо. Так нужно. Не всякая ложь во вред.

Леди Алого утёса сошла со ступенек кареты у ворот замка, когда небо у горизонта уже подёрнули первые сумерки. Её тошнило, жутко болела голова.

«Наверняка от того пойла странного коричневого цвета. Странный вкус, странный запах. Неужели не могла дать мне вина? Можно подумать, ей на это не хватает денег!»

На пороге её встретил камергер и проводил в общую залу, где уже был разведён камин. Роланда там не было.

– Он у себя, – ответил Эрдор, почёсывая за холкой одну из своих гончих, преданно глядевшую на хозяина, вывалив наружу длинный язык.

– До сих пор?

Муж сидел в дальнем углу с толстой книгой на коленях. Потрёпанной, в закладках. Графиня сразу узнала в ней отчёты о торговых сделках. Рядом на столике возле стопки писем и прочих бумаг лежали очки в золотой оправе. Эрдор выглядел плохо – предательство короля Осе и унижение при дворе сыграли свою мерзкую службу. Если графиня Алого утёса ещё держалась, пусть и из последних сил, то граф заметно осунулся и выглядел насквозь больным человеком. Вся его одежда, рассчитанная на его достаточно тучную до последнего времени комплекцию, стала ему велика, синяки под глазами закрывали только белила и кантамбрийская пудра, в волосах появились жёсткие седые клочья. Граф теперь редко дышал без одышки, а передвигался и вовсе, только прибегая к помощи слуг. Анна-Марин не могла без слёз смотреть на то, как её красавец муж в считанные недели превратился в больного старика, а сын – в тень, которая бродила по замку только в темноте, не желая встречаться с людьми.

– Затворничествует, – вздохнул Эрдор.

– Как ты? – Анна-Марин взяла мужа за руку, поцеловала и села рядом с его коленом на одну из подушек, что лежала на полу.

– Уже лучше, – Эрдор, кряхтя, поцеловал пальцы жены и сжал их. Улыбнулся, но улыбка получилась вымученная. – Сердце колет сегодня с утра, но лекарь дал мне какую-то настойку, мне уже легче.

– Зачем ты спустился? – пожурила графиня мужа. – Даже Фермин в письме советовал тебе оставаться в покоях, пока твоё сердце не окрепнет. Если уже лекарь из Кантамбрии тебе об этом говорит, надо бы слушать. Теперь тебе придётся снова подниматься по лестнице все тридцать ступенек. Это сейчас для тебя очень большая нагрузка.

– А мне осточертело просиживать штаны в четырёх стенах, будто я арестованный, – буркнул Эрдор. – Пока тебя не было, ходил в верхний сад, глядел, как готовят шатры к ярмарке, давал распоряжения. В саду, знаешь, и думается лучше, чем на балконе и тем более в спальне. Сегодня ещё двоих слуг прогнал, представляешь?

– Почему?

– Перешёптывались о Роланде. Обсуждали его шрам. Я их и прогнал. Пусть судачат и языками чешут и дальше, если им так уж угодно, но только не здесь. Не в этих стенах. Приказал бы им напоследок по десять ударов