лошади, и Эвандер ни о чем не спросил. Этим утром мы почти не смотрели друг на друга… вернее, я не могла поднять на него глаз после своего постыдного поведения минувшей ночью.

Пустота. Я чувствовала такую пустоту, будто кто-то выскреб все внутренности тупой ржавой ложкой. Это была та же пустота, которая чуть не поглотила меня, когда погиб Мак, как будто он был рядом, напоминая, что его по-прежнему с нами нет. Что он никогда не вернется. А еще что наша семья никогда больше не будет полной и счастливой.

При этой мысли я зажмурилась. Вокруг уже было слишком много горя.

Мы продолжали путь, разговаривая, только если это было необходимо. Тарас с Кириллом вызвались сообщить родным об Игоре и Дмитрии. Мысли об их смерти становились еще более гнетущими от осознания, что кто-то будет горевать о них так же, как моя семья горевала о Маке.

Единственным моим желанием было зарыться в одеяла, лежа рядом с Эвандером, и больше не высовываться. Но этому не дано было случится.

Едва за нами закрылась входная дверь, как из тени показалась фигура, словно паук, подкрадывающийся по паутине.

Эйва.

– Где же ты пропадал с нашей пленницей, дорогой пасынок?

– Вы хотите сказать, с моей пленницей, если не желаете нарушать приказ моего отца? – Он продолжил, не давая ей шанса ответить. – Вижу, вы поправились после своей… болезни.

Я никогда так не завидовала его дару казаться столь равнодушным. В моих глазах наверняка отражался гнев, который я испытывала по отношению к этой женщине.

Если я от нее избавлюсь, оставаясь зверушкой Эвандера, спросят ли с него за это? Пожалуй, да, зная закостенелый образ мыслей сокэрян. В противном случае, как он уже говорил, начнется война. Только это и удерживало меня от того, чтобы выхватить кинжал здесь и сейчас. А еще мысль о том, что если ничего не выйдет, она найдет способ навредить Давину. Я заставила себя опустить глаза и изобразить испуг прежде, чем Эйва перевела на меня взгляд.

– Вполне, – надменно проговорила она. – Я чувствую себя гораздо лучше, чего, кажется, совсем нельзя сказать о некоторых из твоих подопечных, Эвандер. Я так понимаю, возникли неприятности в дороге?

На щеках у него заходили желваки – единственный признак того, что эти слова его задели. Он что-то ответил, но я не расслышала за гудением крови в ушах. Чтобы успокоиться, я представляла, как тело Эйвы несут в похоронную контору. Хотя, пожалуй, мы просто оставим его на съедение волкам.

– Когда-нибудь, – пообещала я себе. – В один прекрасный день я буду смотреть, как жизнь покидает тело этой женщины, пока не останется сомнений, что она больше не навредит ни одной живой душе.

Но до этого дня я буду ходить с опущенной головой, в буквальном смысле этого слова.

Наконец, ощутив легкий толчок, я поняла, что можно уходить и подняться в комнату Эвандера.

Почти тут же вошла Таисия.

– Вы вернулись, Ваше Высочество. – Как ни странно, в ее голосе слышалось облегчение, и я была удивлена, что это ее так волновало. Я кивнула, слишком уставшая, чтобы отвечать, и она велела прислуге набрать ванну.

– Вы можете пойти первым, – сказала я Эвандеру.

– Мне бы и в голову не пришло прервать ваш плотный график, – отозвался он. – Разве вы не собираетесь вздремнуть ровно через полчаса?

Он давал мне возможность сделать вид, что ничего не изменилось, и при других обстоятельствах я бы с удовольствием сыграла в эту игру, но сегодня у меня просто не осталось сил на такое притворство. Только не после всего случившегося.

– Разумеется, собираюсь. – Я прошла в смежную ванную, даже не дождавшись Таисии, и захлопнула за собой дверь.

Может, завтра я снова стану прежней. Но не сегодня.

* * *

День угас, наступили сумерки, тишину нарушал лишь звук потрескивающего в очаге пламени и привычного скрипа пера Эвандера. Таисия принесла нам вечерний чай позже обычного, как будто уже знала, что нам опять предстоит длинная, бессонная ночь.

Она то и дело обеспокоенно смотрела на меня, и я задумалась, неужели выгляжу столь же ужасно, как себя чувствую. Но, к счастью, она ничего не сказала, продолжая убираться в комнате, а потом настояла на том, чтобы забрать мой дорожный мешок и почистить платья с дороги.

Мы с Борисом завалились в постель, пока я пила чай, а всего через несколько минут Эвандер променял свои письма и перья на мягкие подушки и одеяла рядом с нами.

У него, благодаря лекарю из чертога, была свежая повязка, выделявшаяся белой полосой на мускулистом торсе. Я отвела глаза, а он медленно выдохнул, забираясь в постель. Дважды я слышала, как он резко переводит дыхание, как будто собирался заговорить. И дважды решал промолчать.

Я открыла рот, чтобы подогнать его, но услышала ритмичное дыхание. И точно: его грудь плавно поднималась и опускалась. Он что, заснул раньше меня? Должно быть, последние события так подействовали на него.

Я стала укладываться поудобнее, чтобы тоже попытаться заснуть, когда скрип балконной двери заставил меня замереть. Из ниоткуда материализовалась призрачная фигура, и я медленно потянулась за кинжалом, уверенная, что это Эйва явилась завершить начатое руками изгоев.

Но это была не она.

Таисия тихонько открыла дверь и ступила в свет пламени, одну руку приложив к губам, а другую вытянув, как будто показывая, что она безоружна. Я все равно крепко сжала кинжал и переводила взгляд с нее на Эвандера, раздумывая, разбудить ли его или сначала выслушать девушку.

Однако панический страх в ее глазах привел меня в замешательство.

Таисия подкралась так близко, чтобы я расслышала ее шепот. Или, по крайней мере, мне так казалось, ведь она никак не могла произнести того, что я услышала. Эти слова никак не могли быть правдой.

– Ваш отец пришел за вами.

Глава 67

Чувства так быстро сменялись, что я не успевала их ни понять, ни удержать. В голове поднялся вихрь, а в душе и подавно.

– Надо спешить, – добавила Таисия, взглянув на Эвандера. – Ваш дорожный мешок уже собран.

В руках у нее были мое платье и плащ, девушка жестом звала меня вылезать из постели. Я качала головой, оцепенев и не веря, она вздохнула.

– Ваш отец велел сказать вам «смерч».

У меня открылся рот. Подрастая, мы всегда знали, что можем стать объектом нападения, поэтому родители дали каждому из нас по особому слову, которое означало, что пришедшего за нами послали они. Кроме родных никто его не знал, а это было