До квартиры Бата я добиралась троллейбусом, согражданесмотрели на меня с недоумением, так что, проехав остановок пять, я былавынуждена покинуть транспортное средство и немного посидеть на скамейке в чужомдворе, чтобы прийти в себя. Потом я вдруг испугалась, что за мной следят и явыведу своих преследователей прямиком к нужной квартире, и приняласьперескакивать с троллейбуса на троллейбус, меняя маршрут и приглядываясь кокружающим. Через час стало ясно, что я либо свихнусь от подозрений, либопопаду на глаза особо бдительному стражу закона, а это, с пистолетом в кармане,совершенно ни к чему.

В конце концов я смогла успокоиться и через полчаса ужезвонила в дверь квартиры Бата. Открыл мне Вадим, посмотрел на меня так, какобычно смотрят на пьяных, и, сообразив, что я пьяной быть не должна, спросил:

— Что случилось?

— Если не возражаешь, расскажу позднее. Как Саша?

— Спит. Есть хочешь? Я там кое-что приготовил… Мне порана работу. Ключи возьму с собой. Еще одни на шкафчике в кухне. Вернусь утром.

— Ты сразу уходишь?

— Мне только-только добраться, тебя ждал, не хотелоставлять Сашку одного.

Мы простились кивком, и Вадим ушел. Я заглянула в кухню,сунула нос в кастрюли, не испытывая ни малейшего желания есть. Потомотправилась к Саше.

Он спал на диване, отвернувшись к стене. Левая рука,перебинтованная до самого плеча, покоилась поверх клетчатого пледа. Я осторожносела рядом и вздохнула. Лицо его было бледным, на висках проступили крохотныекапли пота. Я всхлипнула, торопливо отошла к окну и стала теребить занавеску.

— Как дела? — вдруг спросил он.

— Ты не спишь? — вздрогнула я.

— Сам не знаю, Подойди, сядь рядом.

Я вытерла глаза, придвинула кресло к дивану и забралась нанего с ногами. Мне было холодно, руки противно дрожали, я куталась в покрывалои смотрела на Сашу.

— Рассказывай, — попросил он, и я рассказала.

— Да, он был классным подозреваемым, — выслушавменя, заметил Саша. — Но Шохин убит, а это значит, что ты ошиблась. Естькто-то еще. Человек, укравший деньги и боящийся разоблачения до такой степени,что готов убивать налево и направо, сколотив для этой цели бригаду из бывшихзеков.

— Точно. И еще этот человек очень близок к нам.

— К нам? — удивился Саша.

— К моей семье, к моей прежней жизни. Понимаешь?

— И ты думаешь, что это твой муж?

— Я думаю, с кем сейчас мой сын? Кто тот человек,которого он зовет отцом? Кто это может быть, Саша?

— Кто-то из близких, кого он хорошо знал и комудоверяет?

— Разве может быть по-другому?

— Не знаю, — ответил он, было заметно, что емутяжело говорить.

— Давай я тебя покормлю, — всполошилась я.

— Спасибо, лучше напои чаем.

Я бросилась в кухню, торопливо заглядывая в чужие ящики впоисках сахара и чая, нашла поднос и наконец вернулась в комнату. Саша то лидремал, то ли лежал с закрытыми глазами. Я осторожно поставила поднос и села вкресло.

— Готово? — открыл он глаза — Помоги мнеприподняться.

Я сунула ему за спину подушку, чтобы было удобнее, и сталапоить чаем. Руки у меня дрожали, и ложка противно билась о фарфоровую чашку.

— Тебе очень больно? — спросила я. Он покачалголовой:

— Мне не больно. Слабость. Полежу пару дней… Если что,покажусь знакомому врачу, он из наших…

— Может, мне стоит к нему съездить?

— Ерунда. Я ж тебе сказал, от таких пустяков неумирают. Выпей чаю и дай мне руку, пожалуйста. — Я положила руку ему нагрудь, он накрыл ее своей ладонью, а я заплакала, тихо и горько. — Мы егонайдем, — сказал Саша. — Верь мне.

— Верю, — прошептала я, размазывая слезы. —Правда верю…

— Вот и хорошо. Ты просто здорово испугалась сегодня.Обещай, что больше никуда не пойдешь одна.

Я допила уже остывший чай и, не глядя на Сашу, спросила:

— Тебе не помешает, если я лягу рядом?

— Нет, конечно, — улыбнулся он, я легла,прижавшись к его плечу, а он обнял меня здоровой рукой. Я закрыла глаза и,кажется, мгновенно уснула.

В комнате было темно, только на кухне горел свет, пробиваясьсквозь приоткрытую дверь. На диване я лежала одна, заботливо укрытая пледом.Бог знает, почему меня это так напугало.

— Саша! — крикнула я, вскакивая. Он показался вкомнате, шел, держась за стену, в дверях выпрямился и подмигнул мне. —Господи, зачем ты встал? — с трудом переводя дыхание, сказала я.

— Встал я в туалет, причина уважительная, к тому же тысовершенно напрасно считаешь, что имеешь дело с человеком при смерти. Я съелвсе щи и доедаю картошку, так что тебе лучше присоединиться, иначе останешьсяголодной.

— А который час?

— Почти три.

— Среди ночи есть картошку? — засмеялась я.

— Нто ж делать, если весь день я проспал. Так ты идешь?Я пошла и даже смогла кое-что съесть, с огромным удовольствием глядя на Сашу. Судовольствием, потому что на умирающего он в самом деле похож не был.

— У тебя глаза грустные, — заметила я.

— Сонные, — улыбнулся Саша.

— Нет, не сонные, а очень-очень грустные. Я давно этозаметила.

— У частного сыщика без денег, без клиентов и безособого смысла в жизни должны быть грустные глаза. Разве нет?

— Извини, но ты совсем не похож на частного сыщика.

— Вот тебе раз, — засмеялся он — А на кого япохож, по-твоему?

— На Александра Матросова, — съязвила я. Сашавыглядел очень неплохо для раненого, и теперь я начала злиться, что не такдавно рыдала на его груди и даже забралась к нему в постель. — У тебятакой вид, точно ты каждую минуту готов закрыть грудью какую-нибудь амбразуру.

— Да? — Он вроде бы удивился. — На самом делея терпеть не могу подвиги. У меня к ним стойкое отвращение. — Он посмотрелвнимательно и добавил:

— Я подумал… как бы это сказать… если человек тебе сталпочему-то дорог, зачем стыдиться этого?

Я подняла брови, демонстрируя удивление.

— Ты обо мне?