в общежитии, вместе с другими девушками, или в сарае с Итянем и не осознавала собственного счастья. Тогда экзамены казались удивительным подарком, то были времена, когда подарков не получали, да и не ждали.

Изредка приходили письма от Итяня. “Жизнь в Пекине похожа на ту, какой мы ее себе представляли, и в то же время она совсем другая, – писал он в одном из последних писем, – я окружен историей, однако она кажется такой далекой. До Запретного города на автобусе очень далеко, но на прошлых выходных я все-таки туда съездил. Интересно, что бы ты сказала, увидев его. И еще я часто думаю, что бы ты сказала про наш университет”.

Какого ответа он ожидает? С его стороны жестоко представлять, будто она вдруг попадет туда, куда вход ей заказан. Она скучала по его голосу и в то же время злилась на Итяня за то, что он рассказывает ей о жизни, для нее недостижимой. Иногда доходило до того, что Ханьвэнь наполняла чернилами ручку и садилась за кухонный стол, но, глядя на чистый лист бумаги, была не в силах написать даже обычное приветствие и поэтому замирала, сжимая ручку, неспособная породить ни слова.

* * *

Ханьвэнь должна была стоять в зале на случай, если гостям понадобятся ее услуги, Хуэйхун и еще одна официантка будут приносить заказанные блюда. Такую работу Ханьвэнь ненавидела: порой ужину конца не видно, а ты все стоишь и ждешь.

Когда в зал ввалилась группа мужчин, Ханьвэнь пожалела, что не согласилась на предложение тетушки Бао уйти домой пораньше. Организатор ужина сунул ей в руки бутылку байцзю. Наверное, Ханьвэнь побледнела, потому что гость прикрикнул:

– Давай-ка, открой! Мы сюда пришли всласть поесть и выпить. Хотим, чтобы наши гости из Уханя отдохнули.

– Конечно, одну минутку. – Ханьвэнь старалась говорить с ласковой почтительностью, но слышала, как голос у нее срывается.

За два года работы в гостинице Ханьвэнь усвоила, что неприятные гости бывают двух видов. Первые просто хамят, а вот вторые намного хуже, потому что считают себя не лишенными обаяния и втягивают официанток в разговор.

Ханьвэнь жалобно смотрела на других девушек, приносивших очередные блюда, однако они не удостаивали ее даже взглядом. Никому из них Ханьвэнь не нравилась – поэтому тетушка Бао и жалела ее. Когда Ханьвэнь работала вместе с другими, они часто бросали ее и, убежав в садик при гостинице, садились у фонтанов и болтали.

Ее ровесницы, они тем не менее казались более искушенными – умело наносили макияж и обсуждали мужчин и свидания в барах. Пока она горбатилась в деревне, они жили в городе, и Ханьвэнь думала, что деревня смягчила ее, а эти девушки, наоборот, ожесточились. Грубить они стали сразу же, едва увидев, что она в перерывах корпит над книгами. Ханьвэнь полагала, что напарницы ведут себя так, потому что в этом мире им всем досталась лишь самая малость, а она своей учебой будто бросает им вызов, дает понять, что она не намерена этой малостью ограничиваться. Ей захотелось сказать Хуэйхун, что на экзаменах она все-таки провалилась и что, несмотря на все ее попытки, ее ждет та же участь, что и их.

Когда всю еду наконец поставили на стол, Ханьвэнь выдохнула. Гости принялись чавкать и причмокивать, расправляясь с жареной курицей и рыбой. Конечно, чиновникам полагалось следовать принципам строгой экономии, однако Ханьвэнь давно уже убедилась, что они с легкостью забывают о принципах, когда дело касается их самих. Вечер за вечером Ханьвэнь смотрела на кушанья, о которых они с матерью и мечтать не смели. Она знала, что мать мечтает для дочери о такой жизни, как у этих мужчин и их спутниц с модными прическами, – не о возможности выпить на дармовщинку, а о легкости, с какой они все это получают. Что есть у них такого, чего нет у нее? Лишь везение.

– Мы высоко ценим гостеприимство, которое нам оказывают в городах, куда мы приезжаем, – сказал один из гостей.

Учитывая количество произнесенных в его честь тостов, Ханьвэнь предположила, что это глава делегации. Два передних зуба у него сильно выдавались вперед и, даже когда он закрывал рот, торчали из-под верхней губы.

– А как же иначе? Разве могли мы, принимая вас в Шанхае, не окружить заботой?

– Если бы не ваша помощь, я бы так и не понял шанхайского говора.

Все засмеялись.

– А вот скажите, – продолжал гость, – правду ли говорят о шанхайских женщинах? Ходят слухи, что они вертят мужьями как хотят. Мне рассказывали, что мужчины тут и готовят, и посуду моют, да чего только не делают!

– Да, наши женщины славятся своим огненным нравом, – хихикнул местный чиновник.

– А может, лучше спросить эту юную шанхайку? – продолжал гость с торчащими зубами. – Она же не постесняется нам честно ответить? Девочка, ты как, хорошо о муже заботишься? Или командуешь им, как все остальные женщины в этом городе?

В лицо Ханьвэнь бросилась краска, она с трудом нашлась с ответом.

– Я… я не замужем, поэтому я не знаю, – выдавила она.

В голове эта фраза звучала намного лучше. Какие же подлые ее напарницы – спрятались на кухне.

– Как же так получилось, что ты не замужем?

– Я помолвлена, – пробормотала она, не поднимая головы.

– Громче. Мы не расслышали.

– Я помолвлена.

– Вон оно как. – Он снова расхохотался, словно услышал удачную шутку. – И почему мне кажется, будто это вранье?

– Это правда, – тихо ответила она.

Но разговор, похоже, утомил гостя:

– У нас чайник пустой. Ты забыла долить.

Остальные уже обсуждали что-то свое, и никто не обращал на нее внимания. Ханьвэнь подошла к столу, взяла большой термос с горячей водой и долила в чайник воды.

– Ты забыла мне в чашку налить, – не унимался надоедливый.

– Что? – не поняла она.

– Ты в чайник воды налила, а в наши чашки – нет.

– Обычно мы не… – Ханьвэнь огляделась, но она больше никого здесь не интересовала.

Лишь мужчина, сидевший напротив, похоже, все слышал. Он виновато смотрел на нее, но даже рта не открыл, чтобы помочь. Ханьвэнь взяла чайник, однако он оказался слишком тяжелым, и рука ее дрогнула. Струйка воды выплеснулась из носика на вращающуюся подставку для блюд.

– Ой! – воскликнул гость. – Ты посмотри, что натворила!

Вода стекала со скатерти и капала ему на колени.

– Ох, простите, я нечаянно… Я сейчас… Я принесу салфетки.

Она бросилась прочь из зала с такой поспешностью, что зацепила каблуком за ковер и порвала его. Ханьвэнь хотела лишь одного – исчезнуть, убежать. Не обернувшись, она скрылась за дверью.

– Ты чего тут делаешь? – тут же напустилась на