нее Хуэйхун. Она сидела перед металлической конторкой и, глядя в карманное зеркальце, выщипывала брови. – Тебе из зала выходить нельзя!

– Я одного из гостей чаем облила. – Голос у нее дрожал, а в голову вползала хорошо знакомая легкость.

– Облила?!

– Они начали шутки отпускать и хамить. Я нечаянно. Поменяйтесь кто-нибудь со мной, пожалуйста!

– С тобой поменяться? С какой стати? Это ж тебя туда поставили. Иначе несправедливо получится.

– Пожалуйста!

– Иди обратно. Если им сейчас что-нибудь понадобится, а рядом никого нет, нам всем голову снимут. Давай, живо!

Ханьвэнь была уверена, что когда дверь кухни за спиной у нее закрылась, в зале захохотали. Как же ненавидела она в тот момент своих товарок! Ненавидела всех в этом ресторане, и работников, и гостей – те вообще считают ее пустым местом, считают, будто могут с ней делать все что им заблагорассудится. Она ненавидела даже тетушку Бао, которая вечно жалуется на жизнь, но выхода никакого не предлагает. Всем тут от нее что-то нужно, вот только ее никто не спрашивает. А ей некуда бежать, и нет экзамена, который она могла бы сдать и доказать всем, что она не пустое место.

Ханьвэнь вытерла горячие слезы. В голове гудело от злости. Надо возвращаться в зал. Ханьвэнь досчитала до десяти и, уткнув взгляд в пол, быстро зашагала по коридору, но внезапно врезалась в кого-то и отскочила. Ханьвэнь подняла голову. Перед ней стоял руководитель делегации.

– Официантка, мы тебя звать уже устали. Нам нужна еще одна, последняя бутылка байцзю. – Он улыбнулся, и два острых выступающих зуба блеснули.

– Я сейчас. Простите, – пробормотала Ханьвэнь.

Лицо у нее горело. Перед глазами плавали темные точки, отчего лицо мужчины казалось пятнистым. В уголках рта у него она разглядела капельки засохшего соуса.

– Ты что, плакала? Ты какая-то расстроенная. – Ни намека на сочувствие в голосе.

Ханьвэнь опустила голову, чтобы скрыть от него лицо, однако он ухватил ее за подбородок и приподнял.

– Я сейчас вернусь.

Стиснув кулаки, она силилась отогнать подступающую темноту. Падать в обморок сейчас нельзя, только не в присутствии этого отвратительного человека. Она попыталась увернуться, но мужчина держал ее за подбородок цепко. Она дернулась назад. Последним мужчиной, прикасавшимся к ее лицу, был Итянь.

– Не бойся, – проговорил мужчина, – я тебя слегка обниму, и все.

Другой рукой он схватил ее за обе ладони. Ханьвэнь ощутила его силу. Она зажмурилась и попробовала высвободиться, но откуда-то навалилась слабость. Одна его рука скользнула ей под мышку, ртом он ткнулся в шею, обжигая дыханием. Внезапно пальцы его сжали ей грудь и принялись мять, словно тесто. Никто и никогда еще не касался ее груди, боль пронзила Ханьвэнь, словно ее ткнули чем-то острым. Ханьвэнь вскрикнула, но голос сорвался, и она издала лишь судорожный хрип.

Мужчина отпрянул, и Ханьвэнь ощутила, что он отпустил ее. Она подняла голову. В дверях кухни, уставившись на них во все глаза, стояла Хуэйхун.

– Вы чего это тут делаете?

Ханьвэнь посмотрела на мужчину. На миг их взгляды встретились. И он вдруг увидел в ней человека, но глаза тут же сделались пустыми.

– Начальник! Начальник! – раздалось от двери в зал.

Когда Ханьвэнь опять подняла голову, мужчина уже исчез. Последнее, что она заметила, это его плечо, скрывшееся за поворотом коридора. Ее охватила безграничная легкость. Издалека доносился подобострастный голос:

– Вы так надолго ушли, мы думали, вас тошнит.

Она посмотрела на Хуэйхун.

– Я… Я… – Она замолчала.

Платье было расстегнуто, на руке алели пятна. Хуэйхун оглядела ее с ног до головы и скрылась в кухне. Оттуда послышались голоса девушек. Ханьвэнь разобрала свое имя.

– Вот непотребство! – сказала одна из девушек громко.

Хватая ртом воздух, Ханьвэнь привалилась к стене. Все это время она сжимала кулаки и сейчас, разжав, увидела на ладонях красные отметины от ногтей.

Она вытерла лицо и зашагала по коридору, потом по лестнице, вниз на три этажа, а оттуда – на улицу. Она словно израсходовала все силы, стараясь не упасть в обморок, и ее тело будто нехотя плелось за ней. Она прошла пять километров до дома, прижав руки к груди, прикрывая ее. Каждый шаг отдавался в ней стыдом. Она проигрывала в голове события, представляла, что надо было сделать, чтобы предотвратить случившееся. Если бы только она отказалась разливать чай или ушла домой, как предлагала тетушка Бао… Итяню, которого она любила, она даже поцеловать себя не разрешила.

Когда-то Ханьвэнь дружила с девочкой чуть постарше, по имени Пэйпэй, она жила в другом крыле их дома, этажом выше. Ханьвэнь называла ее “сестренка сверху” и иногда бегала к ним на общую кухню поболтать про школу и посплетничать про других соседских девочек, пока Пэйпэй готовила еду. Говорить приходилось громко, чтобы перекричать шкворчащую сковородку. Ханьвэнь эта девочка нравилась, потому что та держалась искренне, без свойственного другим девочкам зазнайства.

Ханьвэнь было двенадцать или тринадцать, когда однажды зимним вечером – она как раз собиралась вымыть ноги перед сном – из переулка раздались крики:

– Так вот какую дочь я воспитал! Распутницу!

Ханьвэнь с матерью бросились к окну. На улице отец Пэйпэй во все горло орал на дочь, а та от страха вжалась в стену. Мать прогнала Ханьвэнь от окна, но Ханьвэнь все же успела увидеть, как отец снял ботинок и швырнул в дочь. На следующий день Ханьвэнь узнала, что Пэйпэй закрутила интрижку с дядюшкой Цаем, женатым мужчиной, что жил чуть дальше по их улице.

За этим последовало наказание: Пэйпэй заставили пройти по улице, повесив на шею старые стоптанные ботинки, а соседи кричали ей вслед: “Шлюха! Продажная тварь! Гулящая девка!”

Ханьвэнь слабо представляла, что кроется за этими словами, но внимание ее привлекло совсем другое слово. Пройдя до конца улицы и обратно, Пэйпэй залезла на возвышение, которое соорудили рядом с их домом, и принялась громко каяться, постоянно повторяя, что “оступилась”. Случившееся с Пэйпэй привело Ханьвэнь в ужас, она и в самом деле “оступилась” – это было очевидно. Но то, что произошло с ней самой сегодня, – неужели она виновата в этом? Она всего лишь стояла в зале, как ей и полагалось, это была ее работа. Неужели мужчины в зале могли истолковать ее присутствие превратно?

Ханьвэнь медленно брела домой. После возвращения в Шанхай она так и не привыкла к городскому воздуху, тяжелому и какому-то искусственному по сравнению с деревенским. Вот и сейчас плотный, густой воздух, будто змея, извиваясь, заползал в нее.

Лишь дома Ханьвэнь заметила, что так и не застегнула платье.

Глава 30

На следующий день, когда