семнадцать, и он положился на ее уверенность, пытался предугадать следующий шаг.

Подобных чувств он не испытывал уже много лет. Они с Мали занимались любовью с привычностью танцоров, которые исполняли один и тот же танец уже сотни раз, они повторяли одни и те же движения, одинаково ласкали друг друга. Знакомо, удобно, просто. И все же каждый раз этот ритуальный акт приоткрывал им нечто новое.

Но сейчас с Ханьвэнь они отдались потоку, восполняя все то, чего когда-то боялись. Каждое прикосновение было новым и неожиданным, и таилось в нем сразу два разных ощущения: собственно прикосновение и удивление от того, как откликается на него тело. Его терзала мысль о Мали, но он постарался отогнать ее. Ханьвэнь прижалась к нему, и он ощутил жар ее тела. Она вжималась в него сильнее и сильнее, будто стремясь утонуть в нем. Внезапно перед ним возникло лицо Мали. Но в следующую секунду мягкие волосы Ханьвэнь обволокли его, и Мали исчезла.

Итянь и сам не знал, что побудило его открыть глаза в тот самый момент. Позже он решит, будто по комнате пополз вдруг холодок, шепотом советовавший присмотреться.

Он целует ту, кого совсем не знает. И он увидел лицо – обнаженное и бледное, оно приближалось. И выражение этого лица потрясло его. С закрытыми глазами Ханьвэнь была так уязвима – она полагала, что никто не видит ее. Итянь подумал, что у нее точно такое же лицо, когда она в одиночестве сидит на заднем сиденье машины или когда закрывает за гостями двери и остается дома одна. В этом лице не было ни вожделения, ни обреченности. Одна лишь решимость. Губы сжаты. Глаза закрыты. Все ближе и ближе.

Лицо было совсем иным, не похожим на то, каким Итянь видел его в предыдущие дни. Тогда он сравнил бы его бледность с луной. Сейчас вся мягкость исчезла, скулы заострились, плавных линий как не бывало. В его воспоминаниях она словно осталась застывшей в янтаре, отрадой для глаза, на которую, как он считал, время не наложило отпечатка.

Он отпрянул, и Ханьвэнь удивленно открыла глаза, но удивление тут же исчезло. Ханьвэнь вздохнула.

– Ладно, – сказала она.

Они огляделись. Темный гостиничный номер, сбитые простыни. Итяню хотелось прикрыться, хотя он и не успел раздеться. Минувшие секунды уже точно принадлежали иной жизни – той, которую они когда-то утратили.

* * *

Итянь смотрел в окно на стоянку такси. Наблюдал, как она выходит из дверей гостиницы, видел удивление на лице швейцара. Тот стряхнул дрему и поднялся со стула. Ханьвэнь остановилась под навесом, и, пока швейцар подзывал такси, Итянь смотрел на ее силуэт. Ханьвэнь выглядела привычно спокойной, однако, судя по тому, как она барабанила пальцами по сумочке, Итянь понял, что она едва сдерживает нетерпение.

Швейцар распахнул дверцу такси. Ханьвэнь подняла воротник черного пальто, закрыв длинную шею. Она уже садилась в машину, как вдруг подняла голову. Он не знал, видит ли она его, но все равно кивнул, и Ханьвэнь кивнула в ответ. Дверца такси захлопнулась, и на Итяня опустилась тяжесть отсутствия Ханьвэнь.

Глава 28

Февраль 1978

Пекин

– Забудьте обо всем, что знали прежде. Методы вычисления, тригонометрию, все остальное… – сказал профессор Лэн, – цель наших занятий – полностью, с чистого листа, загрузить в вас знания. Мы будем изучать фундаментальные основы всех тех законов и правил, которые вы усвоили. Прежде вашей задачей было выучить, запомнить. Теперь вам следует начать понимать.

Из всех предметов Итянь сильнее всего боялся математического анализа. Старшие студенты предупреждали, что этот предмет – самый сложный за все пять лет учебы, однако пока все шло намного проще, чем он думал. На занятиях по математике им велели просто запоминать свойства, теоремы и аксиомы, не подводя никаких объяснений. Каждая теорема просто занимала в мозгу Итяня свое, отдельное, место. С другими она была никак не связана, а потому быстро выветривалась из памяти.

“Почему?” – этот вопрос всегда возникал у него.

Почему эта формула верная и откуда она следует?

– В подобных фундаментальных аспектах нет вопроса “почему?”, – сказал как-то учитель в школе и в наказание за наглость слегка ударил Итяня по руке.

На семинарах по матанализу профессор Лэн быстро объяснил, что школьный учитель ошибался. Каждая теорема, каждое математическое свойство требуют доказательств, которые как раз и основываются на фундаментальных принципах. И логическую цепочку возможно отследить до исходного пункта. Этот процесс напоминал истории дедушки: от исходной точки, какой являлся Желтый император, и далее по каждой выросшей из нее ветви. Такой способ погружения в математику позволял увидеть, каким образом каждый закон или свойство вырастают из предыдущего, логически выстроенные следствия из начальных аксиом запоминались куда проще, чем формулы, которые Итянь зазубривал в школе. Он поражался, сколь легко даются ему подобные логические рассуждения. Интересно, если бы дедушка оказался на семинаре, он тоже ощущал бы нечто подобное? Даже сейчас, учась в лучшем университете страны, Итянь считал дедушку умнейшим человеком в своей жизни.

И тем не менее Итянь по-прежнему не чувствовал к математике той же тяги, какую питал к историческим наукам. На лекциях и семинарах ему приходилось постоянно следить за собой, иначе мысли уплывали. Это произошло и сейчас, когда профессор Лэн объявил:

– Наша сегодняшняя тема – аксиома треугольника, и важнее ее в математике нет.

Он написал на доске:

Если а и b два действительных числа, то

|a + b| ≤ |a| + |b|

– Иначе говоря, – продолжал профессор Лэн, – абсолютное значение суммы двух действительных чисел всегда меньше или равно сумме их абсолютных значений.

Неравенство выглядело очевидным, поэтому Итянь не понимал, почему они тратят на него время. Однако по мере того, как профессор Лэн писал на доске, уверенность Итяня слабела.

Допустим, например, что a = Ханьвэнь, b = Итянь.

Верно ли, что

|Ханьвэнь + Итянь| ≤ |Ханьвэнь| +|Итянь|

Левая сторона выражения представляла собой сумму Ханьвэнь и Итяня такими, какими они были когда-то в деревне. С правой стороны каждый из них представлялся отдельной единицей, существующей в нынешнем мире, – такие они сейчас. Итянь не считал очевидным, что сумма их разделенности больше, чем они оба вместе. Он попробовал другие данные.

Пусть a = Ишоу, b = Итянь. Следовательно:

|Ишоу + Итянь| ≤ |Ишоу| + |Итянь|

Он даже не стал ставить в конце знак вопроса, верность формулы была очевидной. Для Ишоу было бы лучше оставаться отдельной единицей.

Прозвенел звонок: занятие закончилось. Профессор Лэн,