панцирная кровать. Впрочем, Ханьвэнь ни разу не видела, чтобы на ней кто-нибудь спал. На стенах, когда-то побеленных, темнели серые потеки. Ханьвэнь достала карманное зеркальце, которое официантки держали в тумбочке, придирчиво осмотрела прическу и пригладила выбившиеся пряди.

В зеркальце она заметила, как в дверях каморки возникла тетушка Бао.

– Есть в списках мое имя? – спросила Ханьвэнь.

Тетушка Бао привалилась к дверному косяку.

– Небо несправедливо к женщинам, – проговорила она.

– Значит, нет?

Ханьвэнь сглотнула. Плакать в присутствии начальницы не хотелось. Тетушка Бао покачала головой, закурила. Когда она втягивала дым, брови у нее ползли вверх, отчего вид у тетушки Бао делался безмятежно-удивленный.

– Так уж оно сложилось. Ты занималась больше других, но это вовсе не означает, что ты получишь вознаграждение.

Он табачного дыма Ханьвэнь закашлялась. Из всех знакомых Ханьвэнь женщин тетушка Бао единственная курила. Если она проведет остаток жизни в этой гостинице, то, возможно, со временем получит повышение и займет должность тетушки Бао. Ханьвэнь представила себе, как она, постаревшая, дымит сигаретой и дает советы молодым девушкам. Тетушка Бао была ровесницей матери Ханьвэнь, но выглядела намного старше как внешне, так и по манерам. Хотя мать Ханьвэнь жизнь тоже не баловала, вечное недовольство тетушки Бао придавало ей вид более умудренный.

– Если хочешь, иди домой, я что-нибудь придумаю. Скажу, например, что ты заболела, – предложила тетушка Бао.

– Нет. Останусь.

Приди она домой раньше – и все только хуже будет. А так, если проработать свою смену, то мать, когда Ханьвэнь вернется, уже уснет и им не придется обсуждать новости. Говорить матери об очередной неудаче Ханьвэнь боялась. За два года у них выработался распорядок: когда Ханьвэнь приходит домой со смены, мать, как правило, спит. После низложения “Банды четырех” представителей класса, к которому принадлежала мать, оправдали, и мать взяли на работу уборщицей при фабричной чайной. Чтобы удостовериться, что Ханьвэнь готовится к экзаменам, мать просыпалась посреди ночи.

– Если ты не сдашь, надежды у нас не останется, – говорила она.

Ханьвэнь разогревала оставленные матерью рис и маринованные овощи – лишь в последний год они обзавелись холодильником – и до самого рассвета корпела над учебниками. Когда мать уходила на работу, она ложилась спать.

Ханьвэнь вдруг поняла, что таких ночей больше не будет.

– Как вы тут выдерживаете, тетушка? – неожиданно спросила она. – Вы же все это ненавидите. Как у вас хватает сил ходить каждый день на работу? Вам не хочется все бросить?

Смех тетушки Бао почти не отличался от кашля.

– Бросить! И куда я пойду? Когда я получила это место, люди готовы были на любую работу. Да и делать я больше ничего не умею. – Но, увидев, как изменилось лицо Ханьвэнь, она добавила: – У тебя все будет иначе, слышишь? Ты молодая, не то что я. У тебя полно времени. Ну не сдашь экзамены, что с того-то? Работа и другая найдется. Сейчас, вон, люди собственные магазины открывают, а еще можно в торговое училище пойти. На университете свет клином не сошелся. И здесь ты не задержишься.

Ханьвэнь не могла представить себя за прилавком магазина, пусть даже собственного. Такое для девушек вроде тех, с кем она работает в гостинице. Настойчивых и не мечтающих о чем-то большем. А она совсем другая. У нее есть разве что книги да какие-никакие знания.

Заглянувшая в каморку Хуэйхун громко фыркнула. Когда Ханьвэнь устроилась сюда на работу, ее напарница почти сразу же прониклась к ней неприязнью.

– Ну? Чего сказать-то хотела? – крикнула в спину Хуэйхун тетушка Бао. – К ужину мы уже почти все накрыли.

Разговаривать подобным образом здесь разрешалось только тетушке Бао, больше никому. Из-за возраста ей никто не перечил и не возражал против ее курения на кухне. Ханьвэнь нравилась непосредственность тетушки Бао, но другие девушки ее сторонились.

– Неуважение! Вот как это называется, – сказала тетушка Бао. – Взяли и вышвырнули меня, как мусор! С такими, как эти девицы, жизнь доживать – это сущее наказание.

Тетушка Бао затушила сигарету, и они с Ханьвэнь отправились напоследок проверить, все ли готово к приходу гостей.

Ханьвэнь в спешке бросила зеркальце в ящик, и по стеклу поползли трещины, разбивая ее отражение на множество фрагментов.

* * *

Будь Ханьвэнь честна с собой, неудача на экзаменах – уже третья подряд – не удивила бы ее.

Первый год после возвращения в Шанхай она просидела дома, нигде не работала. Восстановившись после болезни, она всерьез засела за подготовку к экзаменам. У нее появилось свободное время, о котором она так мечтала в деревне, однако теперь учеба давалась намного тяжелее. С того момента, как она очнулась, ей почти не удавалось сосредоточиться. Всякий раз ее накрывала странная легкость, подобная той, что окутала ее перед тем, как она потеряла сознание. Она силилась отогнать темноту, встряхнуться. Чтение стало для нее сродни попыткам вглядеться вдаль, в точку едва различимую, дрожащую, точно в мареве.

От матери Ханьвэнь свои проблемы скрывала. При второй попытке она набрала еще меньше баллов, чем при первой, а матери сказала, что задания сделались сложнее. Впрочем, это отчасти так и было.

В начале восьмидесятых правительство наконец издало декрет, упраздняющий необходимость работать по распределению, – к тому времени этот порядок просуществовал почти два десятилетия. Но следить за его выполнением давно уже бросили. Ханьвэнь никто не принуждал вернуться в деревню.

Однако за работу в деревне ей полагались рабочие баллы, которые в конце года она меняла на деньги и отправляла матери. И тогда мать могла не беспокоиться о куске хлеба. Ханьвэнь достигла того возраста, когда ей уже следовало бы взять на себя заботу о матери, а она по-прежнему позволяет матери жертвовать собой ради нее. Первое, что заметила Ханьвэнь, вернувшись в Шанхай, – это как постарела мать. Она будто застыла в вечно согнутой позе подметальщицы.

После второй неудачи Ханьвэнь пошла в местный подкомитет узнать, куда требуются работники. Ей предложили работу в ресторане при знаменитой гостинице “Синьхуа” на Набережной.

– Ты так тоже до уборщицы докатишься, как я! – запротестовала мать, но Ханьвэнь знала, что лучше она все равно ничего не найдет. Технических навыков у нее нет.

Она заверила мать, что будет работать и одновременно готовиться к экзаменам. Сейчас они ездили на работу на одном и том же автобусе. Мать садилась в него на рассвете, а спустя три часа в автобус втискивалась и Ханьвэнь.

Готовилась Ханьвэнь прилежно. В гостинице “Синьхуа”, когда у нее выдавалась свободная минутка, она шла в каморку для персонала и открывала книгу. Заниматься в одиночку было непривычно. Ханьвэнь вспоминала первый год – она готовилась