Со временем мои возвышенные грезы угасли, уступив место мечтам о еде. Я тосковал по вину со страстью, которую трудно описать, а также по фруктам и горячей пище… А больше всего по воде. Можете себе представить, каково это – тосковать по воде? Я приноровился выкачивать ее из дождевых бочек. Все это время я размышлял о своей судьбе, о полном крахе моих надежд и фантазий. Мысленно я видел, как сгорает письмо Гибсона, черный дым вился над его краями, и оно изгибалось, словно дракон, пожирающий собственный хвост.

Я так и не отправился на Тевкр.

Не отправился никуда.

Скорчившись на старом кулере, служившем мне одновременно сундуком для сокровищ и стулом, в канализационной трубе – моем доме на протяжении последних десяти ночей, – я жевал половину копченого угря, украденного у уличного торговца неподалеку от колизея. Мясо было нежным, приправленным чесноком и соевым соусом и слегка пахло дымом. Я промышлял воровством большую часть недели и решил, что у меня неплохо получается, хотя все тело ломило от усталости.

Это было хорошее место. Сухое, если не считать желоба на дне трубы. Защищенное, если не брать во внимание устье, выходившее к каналу двадцатью футами ниже. Труб было много в этой части Белого района, названного так за цвет известковой побелки, что покрывала дамбы, отделявшие эту часть города от Низин. Белый район располагался у подножия зиккурата, приблизительно в пятидесяти футах над уровнем моря, пережиток тех времен, когда Империя отвоевала Эмеш у Норманского Объединенного Содружества, первым колонизировавшего планету. Здесь жили богачи, патриции и внепланетные плутократы, факционарии различных гильдий и крупные бизнесмены, местные знаменитости и гладиаторы. Святилище Капеллы с медным куполом тоже находилось в Белом районе, по соседству с бруталистским бетонным зданием бастилии. Нищих здесь не терпели, за исключением дней Высокой Литании, которая повторялась раз в неделю из-за несоответствия суточного цикла Эмеша стандартному календарю.

Я сидел на краю трубы и смотрел сверху на Низины, лабиринт каналов и низких домов с огородами на крышах. Кровоточащее солнце опускалось в потемневшее море, а я свесил босые ноги и качал ими в воздухе. Доев остатки угря, я почти испытал сытое удовлетворение и пожалел, что не могу запить ужин ничем, кроме дождевой воды.

Стая голубей-терраников вспорхнула на углу улицы. Над крышами домов плыли воздушные фонарики. Они поднимались над городом постоянно, унося в небо молитвы Матери-Земле за упокой душ погибших от серой гнили. Я прислонил голову к побеленной бетонной стенке трубы.

– Эй ты!

Как обычно говорят в таких случаях? Каждый мой мускул напрягся, словно натянутая тетива, и я огляделся, опасаясь, что кто-то мог пролезть сквозь решетку у меня за спиной. Но нет. Через мгновение я увидел источник шума – мужчину и женщину в мышиного цвета мундирах городских префектов. Они торопливо шли по тротуару вдоль канала, направляясь к мостику, выгибавшемуся над водой и ведущему к встроенной в стену металлической лестнице.

– Ну-ка, слезай!

Я в испуге вскочил на ноги, но запнулся и упал. Задевшая кулер нога дернулась и столкнула его с края трубы. Кровь прилила к моему лицу, я стиснул зубы, чтобы сдержать стон отчаяния. Все, что я имел в этом мире, – не считая фамильного кольца и одежды, – все лежало в этом голубом пластиковом баке. Запасы еды, два журнала, украденные из газетного киоска, пустые бутылки, в которые я собирал дождевую воду. И деньги. Мне удалось накопить несколько десятков железных битов, в сумме почти равных серебряному хурасаму. Этих денег хватило бы, чтобы оплатить ночь в одной из множества ночлежек в Низинах. Но я хотел купить себе ботинки.

Испустив сдавленный крик, я без долгих раздумий прыгнул ногами вперед в зеленую воду канала. Префекты тоже что-то закричали, но их голоса заглушил свист ветра у меня в ушах.

Я камнем ушел в воду, подтянув ноги к груди. А когда вынырнул, принялся оглядываться по сторонам в поисках тяжелого пластикового бака. Я не успел заметить, куда он упал. Может быть, кулер утонул? Или угодил не в воду, а на тротуар? Глупо, глупо, глупо. Нет, вот он, качается на воде возле бетонной стены, с которой я спрыгнул. Я подплыл к нему, теперь уже прислушиваясь к возгласам за спиной.

– Что ты там делал?

Возможно, мне удалось бы как-нибудь оправдаться. Схватившись за ручку кулера, я оттолкнулся от стены, ограждавшей Белый район, и поплыл к тротуару над каналом. Префекты побежали к мостику, надеясь перехватить меня, но я опередил их и выскочил на берег, оставляя за собой след зеленой вонючей морской воды. Мимо под бдительным оком учителя проходила вереница школьников, они смеялись и показывали пальцами на мокрого мужчину с растрепанными волосами.

– Оттуда, мадам, просто замечательный вид. Можно увидеть весь город.

Я улыбнулся, стараясь убедить ее, что моя дикарская внешность вызвана эффектным прыжком, а не тем, что в последний раз мне доводилось мыться больше месяца назад.

Префект посмотрела на меня сердитым, оценивающим взглядом, постукивая пальцами по станнеру в кобуре.

– Залезать в канализационные трубы запрещено. И всем это известно.

– Да, мадам, – кивнул я, делая шаг назад и прижимая кулер к мокрой груди. – Простите, я…

– Документы, – рявкнул другой префект. – Посмотрим, кто ты такой.

Я попятился:

– Я… – Что тут можно было сказать? – У меня нет с собой документов.

– Тогда тебе придется пройти с нами.

Картина неподвижного тела Криспина всплыла перед моими глазами. Что мне оставалось делать? Висевший на шее перстень внезапно отяжелел. Я огляделся по сторонам. Узкий переулок вклинивался между двумя лавками неподалеку от меня. Если я смогу добежать до него…

– Идем, – протянул ко мне руку префект.

Я в отчаянии отпрянул, но он схватил меня за запястье. Я запаниковал, широко размахнулся все еще мокрым кулером и ударил его в висок. Мужчина пошатнулся и отпустил меня, вскрикнув от боли и удивления. Крышка кулера отскочила. Монеты, журналы и половина несвежего сэндвича высыпались на префектов. Промокшие банкноты и бумажные салфетки прилипли к стенкам. Подавив жалобный всхлип, я развернулся и бросился бежать.

Но далеко не убежал.

Луч станнера зацепил ногу, и мышцы обмякли, словно старая резина. Я споткнулся, выронил опустевший кулер, и он застучал по мостовой. В попытке сопротивления я не успел даже подняться на колени, как чей-то сапог надавил на мое плечо и прижал к земле. От удара головой о бетон у меня потемнело в глазах, но я продолжал ползти вперед. Станнер лишь немного задел меня. Я еще смогу бежать, если только не обращать внимания на зуд в теле, если удастся встать на ноги. Кто-то пнул меня под ребра, и я скривился от боли. В уме пронеслись видения той ночи в Мейдуа, и у меня перехватило дыхание. Прерывистый стук крови в ушах заглушил грязные ругательства префекта. После еще одного удара по затылку все опять расплылось у меня перед взором. Я лежал неподвижно, лицом вниз, стиснув зубы, чтобы сдержать стон или крик.