Проценко отошел наконец от отца Андрея и уселся в руководящее кресло Домнича. Сопровождение расселось на стульях у стены. Отец Андрей засомневался было — не уйти ли, но, подумав, сел на стул у противоположной стены. В кабинет заглянул главный бухгалтер, оценил обстановку, сказал: — Открыли. Сейчас прибудет. — И исчез.

— Не исключаю, что ты уже немного огляделся и кое-что уразумел. Так? — решил продолжить прерванный было разговор Проценко.

— Естественно, — согласился отец Андрей.

— И как же ты оцениваешь перспективы своего пребывания в этой стремительно деградирующей Тмутаракани?

— Думаю, что меня все-таки не съедят.

— Как знать, как знать. По слухам, до меня дошедшим, обстановка в здешней местности предельно нездоровая. Я бы даже сказал, опасная. Кстати, за примером далеко ходить не надо. Ночью, говорят, авария была страшенная. Кто говорит — случай, другие далеко не так оптимистичны. Ты не в курсе, сколько там человек накрылось? Тебе ведь их отпевать придется. Хотя вряд ли. Религиозные изыски для здешней публики, как пятое колесо телеге. Наверняка предпочтут лишний ящик сорокаградусного суррогата для скорейшего пополнения рядов почивших в бозе.

Серьезно, Андрей. Я сюда ненадолго. У мужиков тут дела, а я через денек-другой в обратном направлении. Собирайся, прихвачу. Места в машине много, дорога длинная. Поговорим о жизни, вспомним наше славное совковое прошлое, когда мы дружно коптили небо на поприще никому не нужных научных изысканий. Не знаю, как ты, а я иногда вспоминаю нашу молодость с ностальгией. Как это не покажется странным кому-то, но счастливые моменты в ней были. Были, были! Согласен?

— Смотря что называть счастьем.

— Хотя бы то, что мы прекрасно и спокойно спали по ночам. И ничего не боялись. Согласись, это дорогого стоит.

— Соглашусь.

— Ну вот, хоть в этом мы достигли взаимопонимания. Значит, тоже плохо спится?

— Неважно.

— Боишься?

— Боюсь.

— Угрожают?

— Угрожают. Но не мне.

— Интересно. А кому?

— Хорошим людям.

— Здесь что, есть такие?

— Конечно.

— Интересно. Погоди, погоди. Ты пришел в этот кабинет, чтобы…

— Чтобы попросить оставить в покое этих людей.

— Они действительно хорошие люди? Ты в этом совершенно уверен? Может, еще не успел разобраться за столь короткое время? Тут ведь ошибиться, кто, куда, зачем и почему — раз плюнуть. А копнешь поглубже, такие залежи открываются, Фрейд отдыхает. Хочешь один пример, пока хозяин кабинета отсутствует? Не возражаешь?

— Не возражаю. Хотя, признаюсь, удивлен. Откуда такая информированность в сфере, весьма далекой от твоих коммерческих интересов?

— Ну, сфера моих коммерческих интересов весьма обширна, и, если не возражаешь, будем считать ее коммерческой тайной. А где интересы, там должна быть информация. По возможности полная. Привожу обещанный пример как наиболее типичный для места, где богом населения испокон был случай. Фарт! Надеюсь, ты в курсе, что это такое?

— Догадываюсь.

— Не монотонный повседневный труд, не накапливание по крохам, по кусочкам благополучия, не наследственные из поколения в поколение сбережения, забота о будущих детях, о процветании родного государства, края, любимого райцентра, а постоянная, наследственная, я бы сказал, тупая, надежда на случай. На возможность сразу и необыкновенно разбогатеть. Разбогатеть, конечно, по местным меркам. Настрелять за сезон несколько десятков соболей, намыть полные карманы золотого песка, подкараулить, подстрелить и ограбить удачливого старателя или китайца-спиртоноса, найти золотую жилу. Что еще?

— Отыскать клад.

— Почему бы и нет. Хотя какие здесь клады? Ладно, неважно. Ты понял. Все это называется здесь фартом. С надеждой на него рождаются, поисками его живут. Иногда кому-нибудь действительно выпадает счастливый случай, после которого воодушевление местного населения достигает очередного апогея. Потому что каждый счастливый случай — это точка опоры их жизненной философии: мол, рано или поздно и мне повезет. Но вот незадача — каждое везение — это всего лишь случай. Легкая добыча, легкие деньги. Поэтому деньги уходят так же легко, как пришли, а счастливый случай — птичка редкая и осторожная, в одни и те же руки старается не попадаться. Отсюда пьяная тоска, постоянные раздражение, злоба, зависть к более удачливым добытчикам фарта. И неизбежный конец — то ли от пьяного угара, то ли от случая со знаком минус, неизбежного спутника знака плюс. Заметь, здесь никто никогда не умирал от счастливой старости. В основном трагически погибали. И вот тебе иллюстрация. Жила здесь некогда большая семья потомственных охотников. Не то Боковых, не то Боковиковых — не слыхал? Все здешние уроженцы, но когда-то снялись и уехали в город за лучшей, как говорится, долей. В городе жизнь не то чтобы не сложилась, скорее, не соответствовала их природным склонностям. Поэтому, когда здесь начался соболиный бум, шум от которого пошел по всей Руси великой, они снова подались в родные места. Мать, отец, три сына и больная горбатенькая сестренка, жертва неумеренного употребления главой семейства горячительных напитков. Но это так, к слову. Констатация факта, что уже до приезда сюда не все было благополучно в этом благородном семействе. Суть не в этом. К тому времени старший сын окончил охотоведческий техникум, средний учился в университете на математическом факультете — говорят, подавал большие надежды, младший еще смотрел в рот отцу, учился через пень-колоду, а по окончании здешней десятилетки из тайги почти не вылезал, обещая стать неординарным даже для здешних мест хищником, из тех, кто никого и ничего не боится, для которых не писаны законы, которые не хотят и не умеют проигрывать, для которых риск и фарт становятся образом и смыслом жизни.

Семье выделяют один из лучших охотничьих участков. Правда, в то время он был не лучшим, а неизвестным, поскольку был самым дальним и находился в местах, где до них никто не охотился. Тут-то и появляется на сцене его величество фарт. В первый же год батя со старшим сыном добывают столько «мягкого золота» всех сортов и видов, сколько все коопзверпромхозовские егеря вместе взятые. Ну, возможно, я несколько преувеличиваю, но эффект результата для окружающих был равен шоку. Батя на радостях пьет всю зиму, весной выдергивает из университета будущего математика, забирает в тайгу старшего и младшего, они окончательно обустраивают свой участок и осенью, выражаясь языком местной районной газеты, «перекрывают