поползли слухи о формировании отряда для сопровождения большого груза золота по какому-то новому, очень далекому от прежних, традиционных, маршруту, Зельдович неожиданно заявился к Ильину на квартиру и потребовал, чтобы тот под любым предлогом отправился вместе с этим отрядом, причем пообещал содействие в этом его устройстве какого-то весьма значительного чиновника горного департамента. Слова: «вы должны», «это ваш святой революционный долг», «достояние народа», «дело революции» сыпались из него, как горох из прорвавшегося мешка. Судя по всему, Зельдович свято верил в их неотразимую гипнотизирующую силу, иначе не был бы так многословен, напорист и уверен в безоговорочном согласии Ильина с его доводами. Категорический отказ Ильина неприятно его поразил и выбил из колеи заранее заготовленных аргументов.

— Я вас не понял, товарищ Викентий, — заговорил он наконец после непростительно затянувшейся паузы. — Вы отказываетесь принять реальное участие в деле нашей революции?

— Вы считаете, что это революция, а я нахожу, что это обыкновенный грабеж, в котором безвинно пострадает немало людей. С удовольствием пойду с этим отрядом, если меня туда, конечно, возьмут. Маршрут, судя по всему, пройдет по сплошному белому пятну. Давно мечтал побывать на этом таинственном плато, у меня собрано о нем столько удивительных свидетельств… Маршрут сложнейший, вы даже представить себе не можете всех его трудностей и опасностей и хотите, чтобы я помогал… Простите, это не просто безнравственно, это преступно. Так революционеры не поступают. Не должны поступать.

Зельдович долго смотрел на него сузившимися от ненависти немигающими глазами. Потом тихо сказал:

— Чистоплюй, прогнивший насквозь интеллигент. Если думаете, что революция делается чистенькими ручками, а не руками, которые будут по локоть в крови, то вы просто дурак. О своем отказе вы еще не раз пожалеете.

За несколько дней преследования отряда Зельдович зарос густой щетиной, лицо его опухло от укусов мошки, а глаза покраснели и слезились от постоянного недосыпа. В большом не по росту пальто, туго подпоясанном широким ремнем, в старой потрепанной шляпе, к которой неумело была пришита сетка накомарника, он мало походил сейчас на стройного, всегда строго и опрятно одетого чиновника горного ведомства, каким привык его видеть Ильин в последнее время. Видимо, нелегко давался преследователям путь по таежной неведомой глухомани в ожидании подходящего момента для нападения. Теперь, судя по всему, момент был выбран и скоро с обеих сторон раздадутся выстрелы…

— Вы ошиблись, Зельдович, — стараясь сохранить спокойствие, громко сказал Ильин, надеясь, что посланный для сопровождения хорунжий его услышит. — Мы вовсе не собираемся переходить на ту сторону реки…

— Напрасно повышаете голос, Ильин. Мои люди держат под прицелом каждый камушек на этой дурацкой горке, которую вы выбрали для свой рекогносцировки. Так что, если этот ваш Иван Матвеевич действительно существует, можете временно забыть о его существовании. И еще — не пытайтесь ввести меня в заблуждение. Наш человек в отряде сообщил, что переправляться казачки будут за ближайшей шиверой. Или шиверой? Миша, как правильно? Шиверой или шиверой?

Из-за камня, у которого сидел Зельдович, вышел огромный рыжебородый мужик с тяжелой зверовой винтовкой наперевес.

— Шиверой, товарищ Яков, — сообщил он и, радостно улыбаясь, добавил: — Начнут переправляться, мы их с двух сторон, как рябков, пощелкаем. Самое подходящее место. Надоело уже скрадом идти. Я бы их еще третьего дня…

— Помолчи, Миша. Судя по всему, товарищ Ильин не одобряет предстоящего боевого контакта со слугами царя и отечества. Я его не осуждаю. Мы за свободу убеждений и поступков. Все просто. Если он делает наш выбор — он с нами. Делает против — будем считать врагом с соответствующими для него последствиями. Захочет остаться в стороне — что ж, его право, не будем возражать. Но только с одним условием — он нам сейчас вразумительно объяснит, почему отряд движется не в первоначальном направлении. И куда он движется. Если вы каким-то образом разузнали, как и где можно преодолеть хребет, я не прочь располагать этими сведениями. Это намного сократит нам путь к китайской границе. Возвращаться в исходную точку не имеет смысла, там нас уже с нетерпением поджидают. Дать вам подняться в горы?.. Опасно. Очень опасно. Золото могут спрятать и уйти налегке. Итак, каков же ваш выбор, товарищ Ильин? Или господин Ильин?

Ильин молчал. Винтовка, которую он снял, приступив к работе, стояла рядом. Мысли путались, отыскивая выход.

«Если Зельдович не блефует и их действительно здесь несколько человек, винтовка бесполезна. Хотя вряд ли они будут стрелять — казаки услышат, поднимется тревога. Значит, стрелять не будут. Или все-таки будут? Если я выстрелю первый — будут! И мне конец! Засаду устроили на месте будущей переправы, следовательно, все их основные силы там. Если начнут стрелять, эффект внезапности пропадет, и тогда у них все сорвется. Если стрелять не будут, есть шанс. Где же Иван? Все! Надо бежать!»

Ильин решился.

— Если вы ознакомитесь с моей самодельной картой, — сказал он, протягивая планшет Зельдовичу, — то увидите, что наш вчерашний и сегодняшний путь шел вдоль реки с выходом вот к этому отрогу Акиткана… — Он наугад ткнул пальцем в планшет и увидел, что Зельдович заинтересованно приподнялся, а затем направился к нему. Он улыбался, очевидно, посчитав слова Ильина за согласие к сотрудничеству. Когда он подошел вплотную и наклонился над планшетом, Ильин заученным когда-то в студенческие годы приемом потянул его к себе и, упав на спину, перекинул оказавшееся неожиданно легким тело Зельдовича через себя. Зельдович шумно покатился под откос, а Ильин, не забыв прихватить планшет и винтовку, побежал в ту же сторону, пытаясь на тот случай, если стрелять все-таки начнут, передвигаться зигзагами. Бежал недолго. Выскочивший из засады китаец в прыжке ударил его ногой в бок. Ильин так и не понял, что его ударило, почему он взлетел в воздух и падает с каменистого уступа вниз головой на упругие ветви стланика. Стланик, который он недавно проклинал, пробираясь сквозь него к вершине, спас его. Спружинившие ветки смягчили удар о землю, и хотя сознание на несколько минут покинуло неподвижное тело Ильина, но даже со стороны было видно, что падение несмертельно и топограф скоро очнется. Иван Рудых тем временем связывал сыромятным ремнем заломленные за спину руки лежавшего ничком после удара прикладом по затылку огромного рыжебородого мужика, а орочон броском аркана достал взвизгнувшего от злости китайца и, дернув аркан на себя, прервал очередной фантастический прыжок бритоголового хунхуза. Ударившись всем телом об