– А ты неплохо себя сдерживаешь себя, – заметила Фариам. – Не говоришь о долге пред народом. Что на тебя так повлияло?

– Один маленький наглый человек с существом, от которого несёт, как от гоблина.

– А, Маттоми и Шэх, – улыбнулась Фариам. – Они могут и мёртвого достать.

– Так ты помнишь нашу свадьбу?

– Конечно я помню, Заратан. Но то, что сделано… я не знаю, как забыть того, что ты всё сделал. Скажи мне, муж, как я могу простить то, что ты сам меня отправлял к старейшинам, которые две недели меня держали на воде и горсти хлеба? И это только одна из вех, – Фариам тяжело выдохнула. – Хоть ты и осыпал меня подарками, защищал при путешествии по Каллидору, как можно забыть, что ты сам принёс горьких трав по требованию старейшин? Да ты знаешь, что меня потом ещё неделю выворачивало после них, ноги еле двигались, и перед глазами всё плыло? Ты представляешь, что это за ад?

– Может быть, – замешкался Заратан, – пришло время начать всё сначала. Фариам, я не хочу тебя оставлять.

– Заратан, ты всё понимаешь…

– Я… я желал тебе только блага. Я слушал старейшин, потому что думал, что их советы принесут тебе пользу. Я пёкся о тебе… о ребёнке, чтобы вас не тронуло проклятье или влияние «шизирам»14.

Фариам молчала. Всё что она хотела сказать – она сказала. Гордость же подтачивает её, и обида за принесённую боль не даёт простить мужа. В глубине души она понимает, что всё, что он делал или не сделал – во имя блага для неё и ребёнка, но раны на душе сильнее.

«Но он ведь тебя любит, и ты всё ещё чувствуешь тягу к нему», – возникла мысль у девушки, когда она смотрела на ход свадьбы. В конце концов, тонкое чувство желания крепкого плеча, каскад ярких воспоминаний и надежда на то, что Заратан готов отпустить веяния прошлого надломило волю гордости Фариам. Дама, дрожащим голосом, в котором явственна неуверенность, заговорила:

– Только без прошлого… сейчас старейшины далеко и пусть они к нам не приближаются. Запомни, я сейчас не хочу от тебя нежных чувств. Просто… давай попробуем всё начать сначала.

– Хорошо, – с досадой и радостью сказал Заратан, вставая рядом с женой и присоединяясь к ней в созерцании свадьбы.

Тем временем лысый мужчина в длинном плаще на груди которого золотой серп, с меховым воротником, подошёл к жениху и протянул ему открытую бутылку вина. В это же время высокий муж, в дублёной куртке из кожи, подал невесте две золотых чаши. Фриджидиэн взял из рук Барона Фермерского берега – Борека лучшее вино из его складов, а Лишари забрала чаши от Верховного мага Лиги Ковенов – Корвана. Сию секунду жених наполнил бокалы и отдал бутылку барону. К ним подошёл мужчина в светло-зелёном пальто:

– Имеете ли вы благое непринужденное взаимное согласие и крепкое намерение вступить в брак и не обещались ли вы другому лицу?

– Да, имеем! – в один голос объявили о своём чистом намерении парень и девушка. – Обещаний другим не давали.

– Я, пэр и маркиз Даль’Теорн, пришедший сюда, чтобы засвидетельствовать стремление двух сердец быть вместе, – глава Маркизата грозно посмотрел на жениха, громогласно возглашая. – Фриджидиэн из Арка, клянёшься ли ты о том, что будешь верен Лишари Пегаст и в радости и скорби, что ты станешь достойным главой семьёй, что никогда не обидишь жену, что не дрогнешь и не изменишь ей, что защитишь её от любых угроз, пусть против вас обратиться весь мир, что станешь истинным мужем?!

– Я, Фриджидиэн из Арка, клянусь в этом! – радостно объявил жених, что расписало губы дамы улыбку, но тут же она сама напряглась.

– Лишари Пегаст, клянёшься ли ты, что станешь достойной женой, что будешь сопровождать своего мужа в бедности и богатстве, что не изменишь ему и никогда восперечишь его слову, что пребудешь с ним в мире и войне, что будешь ему помогать стоять в силе, пусть против вас и восстанет сам мир!?

– Я, Лишари Пегаст из Остиана, клянусь в этом! – торжественно заявила девушка.

– Я, пэр и маркиз, Даль’Теорн, торжественно заверю ваше стремление!

После этих слов жених и невеста обвились руками и поднесли к губам друг друга чаши, дав испить вино до дна. Это символизирует то, что супруги готовы дарить радость, поддерживать и помогать. Вообще вместо глав Союза должны быть родственники, но так как они далеко, Велисарий предложил помочь сильным страны сей, что понравилась молодожёнам и народу Эндерала. Когда золотые чаши опустели, они отдали их маркизу и прошли дальше, вступая за ворота замка.

– Может не стоило давать писать клятвы маркизу? – легко возмутился Джеспар.

– Да ладно вам, Джеспар. Общее дело объединяет людей, – ответил Велисарий. – А политиков – и подавно.

– Ну конечно, на свадьбу ведь скинулся весь Союз.

Молодожёны миновали массивные врата, исписанные символами и украшенные цветами. Там на широком дворе их ждёт особая эндеральская часть церемонии. На каменных плитах стражу несёт почётный караул воинов хирда. В ламеллярных доспехах, держа двумя руками копья и топоры, они гордо стоят, образуя коридор до самого фонтана. По бокам запели барды и музыканты, всё затопила инструментальная музыка праздника, а в нос прорываются ароматы цветов и благовоний.

Они твёрдо пошли на встречу четырём фигурам, которые на фоне главной цитадели Златоборода показались малыми силуэтами, но всё-таки не стоит умалять их значимость. Мужчина в ало-белом камзоле и аэтерна в золотой мантии взяли просторный багровый плащ и накрыли им брачующихся. Дожэ из Республики Арк, и Герцог Златолесский это сделали, символизируя то, что теперь они под единым покровом семейной благодати. Подойдя к фонтану, смуглый мужчина в бежевой тунике поднёс им серебряную чашу прозрачной воды, говоря:

– Я, Шаханшах Дюнного, свидетельствую вашем чистом стремлении заключить союз двух душ.

В это же время к ним подошёл среднего роста муж, в стёганном золотистом кафтане, протянув две верёвки, басовито твердя.

– Я, Великий Каган, даю вам это подтвердить.

Фриджидиэн и Лишари взяли по верёвки и опустили руки в чашу. Там они ловко связали их в один узел, подтверждая на деле, что в атмосфере чистых стремлений они готовы стать одним целым. После этого Шаханшах убрал чашу и повёл их за собой, высоко её подняв и потрясая перед народом в подтверждение того, что они заключили брак. Обойдя фонтан, владыка пустынного царства встал перед ними и простёр руки к небу. Раньше воздавалась молитва Мальфасу, но после его гибели, обращение прозвучало к Единому