Архипов молча кивнул и снова вышел. Иван Федорович снова вернулся к Сбежину.

— Ну как, Павел Семенович?

— Почти закончил, — ответил доктор, отрезая скальпелем последнюю ниточку от узелка.

Глаза Сбежина чуть приоткрылись.

— Леонид Андреевич, — позвал Скопин. — Вы слышите меня? Можете отвечать?

Губы коллекционера чуть шевельнулись.

— Я хочу вам задать еще несколько вопросов, — сказал Скопин, присаживаясь перед Сбежиным на корточки.

— Он еще не отошел от наркоза, — прошептал ему доктор.

Скопин кивнул.

— Вот именно, — ответил он тихо.

Сбежин застонал и попытался сесть удобнее. Вероятно, ножка стола, к которой он привалился, сильно врезалась ему в спину.

— Леонид Андреевич, — сказал Скопин. — Как вы узнали, что у вашей жены — любовник?

Коллекционер открыл глаза шире и молча уставился на Скопина. Иван Федорович подождал, но, не получив ответа, взял иглу, которую доктор оставил на краю стола, и вонзил ее в руку Сбежина.

— Что вы!.. — вскрикнул доктор Зиновьев.

Коллекционер со стоном закрыл глаза и повалился на бок. Павел Семенович сердито вырвал иглу из его руки и замахнулся на Скопина.

— Вы, Иван Федорович!.. Вы что творите?

Скопин невозмутимо встал.

— Небольшой эксперимент, Павел Семенович. Боюсь, ваш эфир выдохся.

— Лучше помогите мне его переложить на диван. Раны зашиты, кровь остановилась. Теперь надо перевязать и оставить человека в покое. Думаю, он будет спать до завтра.

Оставив Сбежина на диване, они спустились вниз, где доктор Зиновьев велел дворнику утром вызвать врача, имевшего практику в этих кварталах. Скопин дал распоряжения Михееву по поводу перевозки тела грабителя, а потом позвал Зиновьева и вернувшегося из части Архипова прогуляться втроем по вечерней улице.

Некоторое время шли молча, Скопин впереди, Архипов и Зиновьев держались чуть подальше.

— Туман, — сказал вдруг Иван Федорович, остановившись. — Сыро сегодня.

Он даже не взглянул на своих спутников, как будто находясь в глубокой задумчивости.

— Игла-то зачем? — снова возмутился Зиновьев, который, казалось, потерял от усталости свою привычную живость и веселость.

— А вы не понимаете, Павел Семенович?

— Хотите сказать, он все это время находился в сознании и терпел?

— Да.

— Но зачем? — вмешался Архипов. — Вы же сами говорили мне не подозревать Сбежина, пока я не посмотрю остальные дела!

Скопин поднял голову и огляделся.

— А, хорошо, — сказал он. — Пошли, погреемся!

Они находились как раз недалеко от «Лазаревского» трактира.

Коротко поздоровавшись с сидевшими тут мужиками, Скопин прошел к своему столу, скинул шинель и подозвал мальчика.

— Как дед?

— Ожил.

— Хорошо. Слышь, Володька, принеси нам три портера и баранины, если осталась. Да, и хлеба не забудь!

— Сей момент, Иван Федорович.

Пока остальные рассаживались за столом, Скопин взял солонку с отбитым краешком и повертел ее в пальцах.

— Значит, так, — сказал он, когда мальчик принес пиво и стаканы. — Убитый — это наверняка Сёмка Рубчик.

Иван Федорович посмотрел со значением на Архипова. Захар Борисович поджал губы и спросил:

— С чего это вы взяли? По описанию со слов Маши?

Скопин открыл бутылку, налил темный портер в стакан и немного отхлебнул.

— Есть такое соображение. Когда вернусь, пошлю Мирона с его подопечной в часть, пусть опознает. Уж она-то Рубчика знает хорошо.

От входной двери послышались возбужденные голоса — мужской и женский. Архипов поднял глаза и увидел парочку: купца — в длинном сюртуке, с большой вьющейся бородой и женщину — высокую, одетую ярко, но в потертые и застиранные вещи. Женщина, вероятно проститутка, стояла спиной, стягивая платок и открывая пышные светлые волосы.

— Неужели это действительно Сёмка убил и Надеждина, и Трегубова? — спросил Захар Борисович, глядя на женщину. — А как же след галош?

— Нет, — отрезал Скопин. — Сёмка никого не убивал, — он повернулся к доктору. — Вы осмотрели тело Трегубова?

— Да, — кивнул Зиновьев и полез во внутренний карман. — Вот…

Он вынул из кармана лист бумаги, сложенный вчетверо.

— И вы, Захар Борисович, давеча спрашивали про характер ранений Трегубова.

Архипов кивнул.

— Как вы тогда ушли, я снова осмотрел тело. Помните, я говорил, что похоже, будто это два человека разными ножами? Один нож с треугольным обоюдоострым лезвием.

— Тот же, что и в прошлый раз? — спросил Скопин.

— Нет, лезвие уже. Втыкалось под прямым углом. Второе лезвие имеет только одну режущую кромку. Его втыкали под углом. Я срисовал положение ран. Вот. — Доктор протянул лист Скопину. — Посмотрите.

Скопин раскрыл листок и начал разглядывать чертеж. Архипов посмотрел через его плечо на короткие карандашные линии, нарисованные доктором. Вдруг он напрягся.

— Дайте мне, — попросил он бумагу у Ивана Федоровича.

Молодой пристав внимательно изучал чертеж, на несколько минут забыв о женщине, привлекшей его внимание. А парочка тем временем заняла стол в другом углу, и купец начал заказывать у мальчика-полового сластей для дамы и водки для себя.

— В этих ранах есть что-то геометрически правильное, — сказал доктор. — Какая-то симметрия.

Архипов повернулся к Скопину.

— Это же…

— Индийский кинжал Сбежина, — кивнул Иван Федорович. — Да, похоже.

— Смотрите! — горячо произнес Архипов. — Основное лезвие входит прямо, а два боковых — под углом! Вот улика! Надо изъять кинжал и сравнить с этим чертежом! Я уверен, совпадение будет полным!

— Что за кинжал? — заинтересовался доктор.

— Увидите, Павел Семенович, — сказал Скопин. — Любопытная вещичка. И хотя господин Сбежин нас уверял, что подобных в Москве — тьма-тьмущая, что-то я не уверен, что они так свободно разгуливают по улицам и скапливаются именно в этой части Москвы!

— Погодите! Вы хотите сказать, что это Сбежин пытал Трегубова? — удивился доктор.

— Нет, Павел Семенович, — сказал Скопин. — Я хочу сказать, что Трегубова резали кинжалом из коллекции Сбежина. Это, как я понимаю, можно утверждать почти наверняка. Но я не говорил, что резал именно Сбежин.

— А! — поднял свои черные брови Зиновьев. — Это другое дело.

— Вы давно с ним знакомы? — спросил Иван Федорович.