– Ты беспокоишься, что я скажу что-то, что ты не хочешь услышать? – повторяю я, принимая от него картонную упаковку с едой. – Например?

Он пожимает плечами, а потом заводит машину и поворачивает к дому.

Так как на вопрос он отвечать явно не хочет, я думаю, что еще сказать.

– Табличка на доме твоих родителей написана с ошибкой. Та, про «хоть розой назови».

– Знаю, – хмыкает он. – Я как-то поискал цитату. Не говори им, хорошо? Хочу посмотреть, через какое время они это поймут.

Мы понимающе улыбаемся. Может, Николас не так и плох.

Эта же доброжелательность заставляет меня произнести следующую фразу:

– Когда приедем домой, хочу кое-что тебе показать.

Он окидывает меня быстрым взглядом. Я чувствую в темноте, как он смотрит то на дорогу, то на меня. Он молчит, но шестеренки у него в голове почти со звуком крутятся всю дорогу до дома, размышляя, что же это может быть. Даже предположить не могу, до чего он там додумался.

Когда мы входим в дом, я уже жалею. Дурацкая импульсивность! Нужно взять слова назад. Я пытаюсь придумать какой-нибудь другой секрет, но в голову ничего не приходит.

– Ну, – произносит он, лишая меня последних шансов. – Что ты хотела мне показать?

Если бы не нерешительность в его взгляде, может, я бы все же как-нибудь вывернулась. Но он обеспокоен. Думает, что чем бы это ни оказалось, оно касается его и меня, и вряд ли что-то хорошее. Не могу заставлять его страдать дольше, так что собираюсь с духом и призываю на помощь все свое мужество и даже больше. Никогда, никогда не думала, что добровольно покажу ему это.

Вхожу в кухню. Он стоит, опираясь на разделочный столик.

– Вот. – Я вкладываю ему в руку свой телефон и отхожу к противоположной стене. Не могу удержаться и грызу ногти.

– Что ты хочешь, чтобы я с ним сделал? – Теперь он выглядит еще более обеспокоенным.

– Посмотри в заметках.

– Зачем?

– Просто посмотри.

Несколько долгих секунд он разглядывает меня, будто ожидая подвоха, а потом послушно нажимает на иконку. Мне хочется выхватить телефон обратно. Щеки горят, сердце подступило к горлу, и если он засмеется, слез мне не удержать. Жалость будет еще хуже. Он сочтет меня жалкой неудачницей, без сомнений – все доказательства на руках. Никто не хочет принимать меня на работу. Посмотри, ради кого ты отказался от всего. Ради девушки, которую даже в официантки не берут.

Наблюдаю, как он читает список в заметках, где указаны все места, куда я посылала резюме. Везде я подробно пишу, посылала на почту или приходила лично, жду ответа по телефону, по почте или в СМС. Те места, на которые я очень рассчитывала, отмечены смайликами. Отказы – крестиками. У тех, кто мне еще не ответил, стоит знак вопроса. Приглашений нет.

Список длинный, и там сплошные крестики.

Проходит несколько минут, а он все молчит, просто смотрит в экран, совершенно точно расшифровав содержимое, и мне уже нечем дышать. Когда обо всех этих отказах знала только я, можно было как-то справиться. А теперь, когда их видит и он тоже, унижение ощущается заново. Я знаю, что небезнадежна, но, боже, как же сложно заставить себя поверить, что это не какая-то бесконечная полоса «Нам трудно это сообщать, но вы нам не подходите. Очень жаль, что не можем порадовать новостями, желаем удачи».

Прячу лицо в ладонях, поэтому ощущение обнимающих рук застает меня врасплох. От его прикосновения туго натянутая струна внутри расслабляется, и я со слезами утыкаюсь ему в плечо.

– Так глупо об этом плакать. Прости.

– Ну что ты, – шепчет он, целуя меня в висок. – Совсем не глупо. И тебе не за что извиняться. Эти места дурацкие.

– Вовсе нет, – всхлипываю я.

– Да, если отказали тебе. Очень хочется поехать и закидать их яйцами. – Я уже не плачу, а смеюсь и чувствую, что он тоже улыбается. Но глаза, когда он отстраняется посмотреть на меня, серьезные. – Я и не подозревал, что ты разослала резюме стольким компаниям.

– Ну, да… – Вытираю слезы рукавом, избегая его взгляда. – Так неловко. Особенно когда у тебя стабильная работа. Я не знала, поймешь ли ты.

– Я бы понял, – мягко отвечает он. – И мне бы хотелось быть рядом. Поддерживать тебя, поднимать настроение. Чтобы ты рассказывала о плохих новостях мне, а не справлялась в одиночку.

– Будто заново документы в университет подаешь, – признаюсь я. – Я тебе не говорила, но где-то через два года после школы мне захотелось пойти в колледж, я разослала письма в университеты по всей стране. Было столько надежд, думала, хоть один согласится меня принять. А потом наблюдала, как один за другим приходят письма с отказами. Родители предложили вместо этого подать заявления в местные, общественные колледжи, потому что им средний балл неважен, но к тому времени я уже была… не знаю. Вымотана.

Он отвечает совсем не так, как я ожидала. Не начинает строить меня, зачитывая список целей, которые нужно себе поставить и выполнять, несмотря ни на что, без исключений. Не говорит, что я должна была лучше стараться в школе и больше внимания уделять образованию или что будь я более целеустремленной, то уже получила бы степень бакалавра и отличную работу с высокой зарплатой. Не говорит, что я плохо спланировала свою жизнь и мне уже за двадцать, а я так ничего и не добилась.

Вместо этого он спрашивает:

– А что ты хотела изучать?

– Не знаю, правда. Считала, что пойму уже в процессе. Никогда не задумывалась о конкретной специализации. Мне только хотелось найти работу, куда я бы каждый день ездила с удовольствием. Какое-нибудь местечко с приятными людьми, как вторая семья. Что-нибудь, где я буду чувствовать себя своей и на своем месте.

В его глазах столько тепла и понимания, что я растекаюсь счастливой лужицей.

– Как «Барахолка».

– Да. И не важно, что оплата там самая низкая. Было весело – вот что главное. С Мелиссой, конечно, не без проблем, но зато мы каждый день виделись с Брэнди. И мне нравилась та атмосфера. Так… уютно. Знакомо. Музыку мы слушали, какую хотели. И мне нравилось готовить экспозиции и расставлять все по-новому для несуществующих посетителей. Прятать в разных местах енота Тоби. Никогда я уже не найду такую работу.

Он не говорит: «Конечно, найдешь», а только обнимает крепче, позволяя выплакаться до конца.

– Мне так жаль. Если бы я знал, никогда бы не шутил о работе и колледже. И так-то не стоило. А если я как-то смогу помочь, позволишь?

– Вряд ли ты чем-то можешь помочь.

Он глубоко вздыхает. Большим пальцем вытирает мне слезинку.

– Я рядом, хорошо? – Берет меня за плечи и мягко сжимает. – И это не пустые слова. Я здесь. И хочу, чтобы ты со мной говорила. Когда тебе грустно, я хочу знать почему. Знать, что ты чувствуешь, чтобы я мог разделить эти чувства с тобой.