У Деборы не получается закрыть рот. Лицо ее теперь сравнялось по цвету с малиновой блузкой, точно ансамбль – и швов не нужно. Осознание того, что он встал на мою сторону, молнией вспыхивает в голове, и, не раздумывая, я встаю и беру его за руку. Его пальцы обхватывают мои, сжимая крепко. Мы объединили свои армии, вокруг нас теперь силовое поле, защищающее от града словесных пуль его матери.

– Я хочу как лучше, – успокаивающим тоном заверяет она. – Как можно винить меня? Я забочусь о своей будущей невестке. И знаю, какими люди бывают гадкими. Представь, каково будет, если платье плохо сядет.

– Это платье должно подойти Наоми, – резко обрывает он. – А не она – платью. Она моя невеста, она прекрасна и идеальна, и я не позволю никому говорить с ней так, тем более кому-то из моей собственной чертовой семьи!

– Никки! – громким шепотом увещевает она, будто боится, что соседи услышат.

– Извинись.

– Но…

Она хочет облизать пальцы и пригладить ему волосы. Уложить его в кроватку и подоткнуть одеялко. Столкнуть меня с башни. Она украдет нашего ребенка из колыбельки и сбежит в Мехико, чтобы уж наверняка вырастить малыша с нездоровой привязанностью к ней. Его окрестят в Сент-Мэри в белой расшитой розами рубашечке.

Дебора что-то мямлит, взгляд умоляющий, но стоит перевести его на меня – и он уже острее иголки. Такого она не ожидала. Даже на секундочку не предполагала, что Николас может объединиться со мной против нее, потому что для нее я никто. Неизбежный раздражитель, позволивший ей устроить шикарную свадьбу и получить внуков, которых она так хочет, но во всем остальном я отхожу на задний план. В этом доме я всегда чувствовала себя пустым местом.

– Жалкое зрелище, – рычит Николас. – Обращаясь так с моей невестой, вряд ли ты можешь все еще рассчитывать на приглашение на свадьбу.

Не уверена, кто при этих словах поражен больше: я, она или Гарольд. Хотя Гарольд просто подавился тортом.

– Да ради бога, – рявкает Дебора, с силой стукая его по спине. – Жуй! Что, жевать разучился?

Гарольд краснее свеклы, щеки и глаза выпучены, он кашляет, выплевывая кусочки торта по всей скатерти, и пытается произнести что-то похожее на «заткнись».

– Конечно же, я приглашена на свадьбу, – объявляет Дебора, пока ее муж все пытается заставить легкие дышать, как положено. – Ну разумеется. Даже не говори так.

– А это и не слова, а прямая угроза.

– Нет! – вскрикивает Гарольд, перебивая сына: Дебора пытается отобрать у него торт. – Ты никогда не даешь мне ничего, что может меня порадовать! Я словно давно умер. Так многим пожертвовал! Позволил тебе оставить Беатрис, так что теперь отдай мне торт, или, господи помоги, я прыгну с крыши этого дома!

Она отпускает блюдо с тортом.

– Кто такая Беатрис? – спрашиваю я. Более странного ужина у меня еще не было.

– Собака, я тогда маленьким был, – шепчет мне на ухо Николас.

– Как ты можешь приплетать сюда Беатрис? – завывает Дебора со слезами на глазах. – Ты же знаешь, что со мной случается от одного упоминания, особенно в это время года!

– Нужно было в озеро ее кинуть. – Гарольд хватает куски торта руками и ест, как варвар. Сумасшествие какое-то. Как ни извернись, эти люди больше не смогут снова быть лучше меня. – Пятнадцать лет! Пятнадцать лет мне нельзя было спать в собственной кровати из-за этой псины.

– Она была моим ребенком! – вопит Дебора.

– А я – твоим мужем, к сожалению! Приходилось спать в гостевой спальне. В собственном доме! – Он наклоняется в мою сторону: – Моя бывшая жена собак не любила. Магнолия. – Его глаза подергиваются мечтательной дымкой. – Что имеем, не храним…

– Я этого не потерплю, – заявляет Николас. – Мне очень жаль, Наоми. – К нашему общему изумлению, он поворачивается к выходу и ведет меня за собой.

– Никки! – зовет Дебора. – Не уходи, прости отца за его поведение! Ты же даже десерт не доел.

– Мы уезжаем. Счастливого Дня благодарения.

– Так ты приедешь в среду, да? С приглашениями? – Ее голос как пощечина, я не верю своим ушам.

Николас в ярости. Я едва поспеваю за его широким шагом, но мне это нравится. Вот примерно о таком развитии сюжета я и мечтала: он наконец-то говорит матери отвалить и увозит меня. По-прежнему неприятно из-за того, что Дебора пытается ужать меня до размеров Слендермена, но это ощущение вскоре отступает от восхитительного чувства, что Николас встал на мою сторону и защитил.

Не отвечая, мы спешим на улицу, голова кружится, мешая толком видеть. Мы с Николасом, держась за руки, несемся через темный газон. Уже второй раз за сегодня мы сбегаем с места преступления, и это совершенно новое ощущение – заступающийся за меня Николас.

Мы добегаем до джипа, и я уже хватаюсь за ручку пассажирской двери, но он преграждает мне путь. Прижимает к холодному металлу, так близко, что я чувствую его дыхание. Внимательные глаза не отпускают мои, он берет меня за руки и произносит:

– Не слушай мою мать. Ты идеальна.

Судорожно сглотнув, я отвожу взгляд.

– Спасибо, – слабо улыбаюсь я. – У нас вышла неплохая команда.

– Так все и должно было быть с самого начала, – говорит он. Пару секунд медлит, будто принимает какое-то решение, а потом, не успеваю я задуматься, какое же, его губы касаются моих.

Я будто превращаюсь в воду, без сил опираясь на машину, и едва успеваю обхватить его за шею, как он отрывает меня от земли, подхватив под бедра. Поцелуй горячий, яростный, он слаще леденца, а я будто лечу, сжатая в прижимающих меня к машине объятиях. До сознания добирается мысль «боже мой», одновременно с ней главная дверь дома открывается, и мы видим вытаращенные глаза Деборы.

Я запрокидываю голову и смеюсь, смеюсь так, что чуть не плачу. Николас усмехается и тоже смеется, а глаза сияют. Наверное, поверить не может.

Не знаю, что на нас нашло, но мне нравится. С места, где она стоит, Деборе видно, что руки Николаса забрались под мою рубашку, и осознание того, как она, должно быть, шокирована, почти вызывает жалость. Почти.

Николас отпускает меня, и приходится признаться самой себе: я уже понятия не имею, что происходит. И это пугает.

Я все еще хочу есть, и – чудо из чудес! – «У Джеки» еще открыто.

– В День благодарения? – восклицаю я, когда Николас забирается обратно в машину с промасленным бумажным пакетом.

– Они всегда открыты.

Осторожно кошусь на него. Мы столько раз заезжали к «Джеки» в наш первый год, до помолвки, до того, как стали жить вместе и как я потеряла работу в магазине техники.

– Получается, ты заезжаешь сюда так же часто?

– Ну, знаешь, – пожимает плечами он. Но я продолжаю смотреть на него, так что приходится сказать правду: – Иногда, когда дома не все гладко, заезжаю. Когда беспокоюсь, что ты собираешься сказать что-то, что… э… мне не понравится, сажусь в машину и еду сюда. Говорю, что к родителям, но в большинстве случаев катаюсь по округе или заглядываю сюда. Смотри. – Он открывает бардачок, где лежит целая пачка самых больших салфеток с логотипом кафе.