Платон толчками растягивает меня собой. А я дрожу на этом горячем капоте, обнимая его, чувствуя так сильно, как никогда никого не чувствовала.

Когда он входит до упора, на меня обрушивается понимание, что значит — сливаться с человеком воедино. Мы целуемся нежно-жестко, болезненно-сладко, как единственные в мире умеем. Потом Платон утыкается в мою шею и начинает двигаться.

Ритмично, быстро, идеально.

Первый тягучий оргазм накатывает неторопливой волной и тут же взрывается вторым — мощным, уничтожающим.

Мы шумно, рвано дышим, воздух хватаем, целуемся. Оба дрожим и безостановочно ласкаем друг друга. Лижем, гладим. Страсть кипит в венах. Поцелуи становятся все более лихорадочными. Нетерпеливыми.

Я горю. Горю от него и с ним.

— Два раза, — шепчу Платону, когда отпускает. — Подряд два раза.

— Я люблю тебя, — шепчет он прерывисто. — Я так люблю тебя, Эля. Элечка.

Это его «Элечка»...

Меня бросает в бездну и разбивает о счастье. Окончательно растерявшись от наслаждения, любви и восторга, снова зажмуриваюсь. Обнимаю его нежно-нежно.

Толчок, толчок, толчок.

Я вскрикиваю, когда это находит снова. Теперь теплом по пепелищу — приятно в каждой клеточке. Нарастает. Хочется. Еще хочется.

Платон меняет темп — вдруг замедляется. Громко всхлипнув, я вцепляюсь в его плечи. Прошу вернуться, перестроиться. Как было. Он вздыхает и качает головой. Я царапаю его, требуя большего, требуя всего его.

— Платон, Платон... — шепчу. — Я снова. Почти. Платон, я хочу.

— Я хочу в тебя, — выдыхает он. — Я почти в тебя уже.

— Я ничего не пью.

— Я знаю.

Наши глаза встречаются.

Смотрим друг на друга. Мир вокруг закручивается.

Никогда в жизни я не совершала глупостей. Каждый шаг был продуман. Это я понимаю именно сейчас.

А еще понимаю, почему люди их совершают. И что такое страсть на самом деле.

Быстро киваю, Платон обнимает как-то иначе, теперь всю меня сгребает, сжимает. Ускоряется с отчаянной жадностью. Мы сосемся так влажно, что слюна капает.

Бедное сердце еще не отошло от заезда, оно разрывается от ошеломляющего кайфа, простреливающего клетки. Я кончаю от толчков в третий раз, улетаю на расправившихся за время гонки крыльях.

Запрокидываю голову и кричу! Кричу от удовольствия и любви, кричу всей своей душой.

Оргазм взрывает тело.

Следом я ощущаю еще спазмы и дрожу. Впервые в жизни кайф мужчины разливается внутри меня. Сжимаю Платона внутренними мышцами, чтобы дать максимум. Он глухо стонет и утыкается в мою шею.

Через несколько секунд он все еще во мне. Где-то поблизости проносятся машины, я начинаю слышать в мире что-то кроме его дыхания.

— Я тебя люблю, — говорит он. — Элечка моя.

Целует в губы, в лоб. Продолжает обнимать. До сих пор чувствую его спазмы, теперь редкие.

Меня размазывает по теплому капоту его безумной тачки.

— Я тебя люблю, — шепчу. — Я так сильно в тебя влюбилась, Платон. Ты даже не представляешь.

Его глаза расширяются, на припухших губах играет улыбка.

Воздух наполнен ароматами секса и пота. Он наполнен нами, и это вдруг воспринимается чем-то прекрасным. Настоящим таинством. Любовь — искренняя, страсть — простая, концентрированная и для нас особенная. Она на двоих. Так прекрасно, что я дрожу. Слишком прекрасно — любить Платона.

Мы смотрим друг на друга загадочно-серьезно, как будто только что создали безбашенный, один на двоих секрет.

Я льну к Платону, и он обнимает. Прячу лицо у него на груди. Он снова натягивает куртку мне на плечи, греет. Сам — срывается на дрожь.

Мне требуется не меньше минуты в его объятиях, чтобы отдышаться. Когда Платона передергивает от холода, я вспоминаю, что весенние ночи в Сибири прохладные. Отпускаю.

Он выходит из моего тела, натягивает штаны. Потом застывает, будто прислушиваясь. Поднимает голову и вглядывается вдаль. Хмурится.

Через секунду нас освещает будто лучами прожекторов, и я сжимаю колени.

Застукали? На аэродроме включили освещение?

— Да бли-ин, — тянет Платон.

Оборачиваюсь и вижу, что это фары нескольких машин.

— Кто это?

— Скоро придется узнать.

Платон заканчивает с ремнем и помогает мне спрыгнуть.

Глава 39

Одна, вторая, третья... шесть машин приближаются на больших скоростях. Проносятся мимо, но тут же разворачиваются и едут в нашу сторону.

Я узнаю бэху Егора и выдыхаю: максимум, что нам грозит, — это скандал.

Хочется верить.

Платон выпрямляется и скрещивает руки на груди. С усмешкой наблюдает за тем, как вокруг нас образуются кольца из траекторий движения машин Охотников. Одна за другой.

Стертые шины дымят безбожно, ситуация почти сразу перестает быть забавной. Вероятно, Охотникам сообщили, что по аэродрому кто-то гоняет. Но к чему этот кортеж? Выглядят они агрессивно. Делаю шаг к Платону. Он поднимает вверх руку, и тачки начинают тормозить.

Ближе всех останавливается машина Егора. Смолин-младший выходит, хлопает дверью.

Мы не виделись неделю, и я впадаю в шок, насколько он изменился. Красивому, веселому парню совсем не идут ни тяжелый взгляд, ни показное равнодушие на пару презрением.

Я даже не думала, что он так умеет. Егор сам-то думал?

— А можно еще пафоснее? — кричит Платон ехидно.

Парни со смешками переглядываются.

Егор подходит ближе, но руки не протягивает. Платон тоже не пытается здороваться. Перемена в отношении братьев, всю жизнь бывших лучшими друзьями, настолько разительна, что немедленно хочется провалиться сквозь землю.

Я зябко обнимаю себя. Платон, судя по всему, по-прежнему на меня максимально настроен, потому что замечает. Притягивает за плечи к своей груди.

— Иди в машину. Холодно.

— Слушай, мне не по себе. Мы можем уехать? Сейчас. На этом быстром мустанге.

— Иди пока в машину. — Он целует в лоб. — Я поговорю, и уедем.

Отдаю ему куртку и юркаю в салон мустанга, Платон же подходит к брату.

Говорят они спокойно, жестикулируют мало. При этом воздух напитан реактивной агрессией, идущей в ответ на провокацию. Как будто до того, чтобы впасть в гнев, не хватает совсем немного. Какая-то крошечная, последняя капля — и конфликт перерастет в физический.

Я закрываю лицо руками и вздыхаю. Ни о чем таком Ба-Ружа, когда гадала мне, не рассказывала. Даже отдаленно похожем! В любой другой ситуации киношный конфликт меня изрядно повеселил бы, я бы у виска покрутила и польщенно рассмеялась, посоветовала парням если уж драться, то насмерть, раз ума столько. Я и сейчас пытаюсь пошутить, вот только не получается. Наверное, потому, что они оба ведут себя адекватно, а не как психи.