— Я поеду с тобой куда глаза глядят. При одном условии.

— Так? — Он склоняет голову набок.

— Покажи мне, как это, — быть внутри гонки. Как это — быть тобой. Давай покатаемся вместе?

***

Темнеет.

Мы выкатываемся из гаража на трассу. Мощный движок мустанга послушно ревет под капотом, щекочет нервные окончания. В нем дури, наверное, как в небольшом самолете, и сейчас монстр словно нехотя подчиняется воле пилота, который никуда не спешит. Мустанг из последних сил терпит спокойный темп, Платон же болтает, эмоциями после съемок делится.

Я впервые сижу в жестком спортивном кресле, пристегнутая пятиточечным ремнем безопасности. Смотрю на себя будто со стороны и не узнаю тихую цыганочку. И в то же время — узнаю, как никогда раньше. Словно именно этого мне для жизни не хватало.

Синий мустанг изнутри еще прекраснее, чем снаружи. Необычная панель. Не такая, как в раллийной Акуле, но не менее впечатляющая. Спортивный руль истыкан множеством непонятных кнопок.

— Какой здесь ручник, — говорю я, трогая нечто, похожее на кочергу.

— Ага, трушный. Не как у Акулы. Эта тачка на продажу, а не для убийства на ралли.

Платон включает музыку негромко. Серьезнеет.

Трасса пустая.

— Готова? — спрашивает он.

— Конечно. Только вполсилы.

— Разумеется, вполсилы.

Движок агрессивно ревет, словно обрадовавшись, что о нем наконец вспомнили. В следующую секунду он выдает красные обороты и машина срывается с места.

Мое сердце падает в пятки, и на свободном месте в груди зарождается что-то новое — теплое, яростное. Быть может, крылья? У подруги гонщика должны быть крылья?

Мы выжимаем дурь из синего монстра на ровной трассе, Платон переключает передачи, я ошалело озираюсь, не способная выдавить ни звука.

Крылья распускаются за спиной. Скорость немыслимая.

Он выглядит расслабленным, что-то говорит, спрашивает, но я лишь киваю и диковато улыбаюсь.

Мы долетаем до частного аэродрома, не тормозя вписываемся в поворот. Мустанг слушается идеально. Делаем широкий круг. Платон прибавляет громкость, и музыка заполняет салон. Он бросает на меня игривый взгляд, улыбается. Жмет педаль газа и дергает ручник.

Мы входим в занос. От скорости и неожиданности зажмуриваюсь. Голова кружится. Я вцепляюсь в сиденье. Ремень плотно фиксирует, как на аттракционе.

На втором заносе становится легче.

На третьем — открываю глаза.

Движок ревет. Стрелка оборотов в красном секторе. Скорость становится еще выше.

Мы переглядываемся. От Платона волнами исходят уверенность и удовольствие, они щекочут поджилки, наполняют меня, заряжают и словно перестраивают на клеточном уровне.

Никогда не думала, что можно любить экстрим и скорость.

Никогда раньше я не была без ума от профессионального спортсмена.

И в какой-то момент осознаю, что нравится. Реально нравится.

Поэтому, когда Платон останавливается, поворачивается ко мне и смотрит вопросительно, растрепанная, счастливая, пылающая, с широченной улыбкой и бешено колотящимся сердцем, я способна только на одно слово:

— Еще.

Он кивает удовлетворенно. Возвращается к дороге и выжимает газ.

Мы делаем несколько кругов, входим в самые разные заносы. Один за другим — резкие, эффектные. Я теряюсь в пространстве, душу щемит. Вижу только, как быстро и технично двигаются его руки, любуюсь полурасслабленными плечами, неизменно сосредоточенным лицом. Платон буквально светится уверенностью. Он — лучше любой анестезии.

Я хочу еще.

Мы доезжаем до препятствия и эффектно крутимся вокруг. Естественный страх волнами разливается под кожей, но он, подобно заносам, управляемый. Я доверяю Платону и позволяю себе кайфовать. В какой-то момент ужас и дикий восторг сливаются в нечто новое. Кричу от эмоций!

Платон счастливо усмехается, поглядывая на меня.

Столбы дыма поднимаются вокруг, мы безбожно стираем шины.

Я смотрю на него. И все, что ощущаю, — тоже направляю на него. В горле пересыхает. Он становится для меня еще более значимым.

Платон переключает передачи, мы вырываемся из столба дыма. В новом заносе прокатываемся по кругу. Машина резко останавливается.

Он откидывается на сиденье и поворачивает голову ко мне. Вопросительно приподнимает брови.

В глазах — темный кайф. Жажда и похоть. Отзываюсь.

Каскад эмоций и химических реакций действует ошеломительно. Адреналин впрыскивается в вены снова и снова, жжет. Платон отстегивается и наклоняется ко мне.

Машину заполняет страсть.

Я вцепляюсь в него и притягиваю к себе. Он нужен мне как кислород, выживание иначе немыслимо. Его рука сразу оказывается на моей промежности, прижимается с силой, трет.

Язык — у меня во рту. Жадно его облизываю, рассыпаюсь стонами, когда Платон сжимает меня там. Прикосновения, поцелуи, шепот.

До этого момента и не жила словно. Распускаюсь цветком. Делаю громкий судорожный вдох, пока Платон нетерпеливо ласкает. Отстегивает ремень.

Буквально два удара сердца.

Откат от пережитого.

Он выходит из машины, обруливает ее и открывает мою дверь.

Я понимаю зачем: сиденья спортивные, в салоне это сделать нереально.

А он хочет это сделать. Сейчас.

Колотит от запретности и предвкушения.

Платон протягивает руку — вкладываю свою ладонь в его.

Он живо достает меня из салона. Целует. Целует так, что расправленные за спиной крылья истошно бьются. Я приподнимаюсь на цыпочки и льну к нему.

Мы исступленно целуемся. Вокруг темно, пустынно. Наверное... должно быть холодно.

Я слизываю капельки пота с его висков.

Объятия. Много. Он подхватывает на руки и прижимает к себе.

Капот у мустанга — теплый.

Я ощущаю его через ткань длинного платья.

Платон накидывает на мои плечи свою куртку, одновременно кутает и жарко целует в шею. Я обнимаю его ногами.

Платье с запахом, я помогаю его развязать, чтобы добраться до груди.

Платон облизывает и жадно втягивает в себя мои соски по очереди, лижет, сжимает руками. Много-много-много раз, с восхищением, нетерпением, обожанием. Всю меня сминает, гладит, трогает. Пульс колотится.

Внутри все трескается, сгорает и рушится, когда он расстегивает ширинку. Все баррикады, что выстроены для защиты сердца, под напором рассыпаются, пока он притягивает к себе и задирает юбку, немного путаясь в длиннющем подоле. Щемяще нежно трогает резинку чулок, которые я надела для сегодняшнего дня.

— Такая красавица, — говорит серьезно, вполголоса.

Мы смотрим друг другу в глаза.

Платон сдвигает стринги в сторону. Дышит быстро, царапает щетиной в новом поцелуе. Он обалденно пахнет. Притягивает за бедра еще ближе.

Когда входит, снова смотрит в глаза. Следит за реакцией, как будто опасается, что струшу.

А я думаю о том, какой он потрясающе красивый. И что невозможно так сильно любить и желать другого человека. Так, что грудь изнутри распирает, пальцы горят. Острая мысль больно колет в сердце, следом тело наполняет кайф от