Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Меня соблазнил Костя, до него я была девственницей, — призналась Ольга.
— Ну ты даешь! — в восторге сказала Рита. — Значит, он — твой первый мужчина?
— Ну да.
— Это тяжелый случай. Первая любовь не ржавеет, — Рита задумалась о чем-то. — Ладно, выбрось Костю из головы. Тем более что с переездом в Израиль он уже облажался. Теперь надо думать только о Германии.
И вот настал тот вечер, когда Рита решила выложить перед Гельмутом скрываемые до сей поры карты. Они все вместе сидели в номере немца, а тот как раз жаловался, что сегодня утром у него украли бумажник с чековой книжкой и кредитной карточкой прямо в Президент-Отеле, на встрече с председателем Союза отечественных бизнесменов. Он и глазом не успел моргнуть.
— Может, этот председатель и спер, — меланхолически заметила Рита. — Ты будь внимательнее, Гельмушка. У нас еще тот народ, что бомж, что премьер-министр. Но я тебе хотела о другом сказать. Ты надумал сделать Ольге официальное предложение?
Каргополов при этом фыркнул, а сама Ольга сконфуженно покраснела. Гельмут поправил на носу роговые очки.
— О, я! — сказал он. — Надо только позвонить майн мутер.
— Ну, звони, звони. А без мутер ты никаких решений не принимаешь? — спросила Рита с издевкой. — Даже когда везешь к нам на рынки свою просроченную свинину и ветчину?
— Оль-ень-ка — не свиньина, — разумно ответил Гельмут.
— Это ты правильно подметил, — согласилась Рита. — Но тогда скажи маме, что у тебя есть еще одна проблема.
— Какая? — встрепенулся Каргополов.
Рита взглянула на Ольгу, поймала ее утвердительный взгляд.
— Дело в том, — сказала она, — что Ольге нужно сделать операцию… Чего ты так напрягся, Гельмут? Вот мужики пошли! Да не бойся ты, не ей, а ее ребенку.
— Эт-то правда? — спросил немец, обращаясь к своей «суженой».
— Да, — кивнула та. — У него лейкоз, нужна пересадка костного мозга.
— О! — издал единственный звук Гельмут. И повторил его в другой тональности, более растерянно: — О-о!..
— Что сие означает? — спросила Рита. — Сочувствие или боязнь ответственности? Ты раздумал жениться?
— О, найн, — помотал головой Гельмут. — Ми можьем сделать ту операцию в майн фатерлянд. Я!
— Это будет дорого стоить, — сразу предупредила Рита. — Порядка сорока тысяч марок. У тебя там, часом, не завалялась такая сумма в ботинке?
— Гм-м, — вмешался Каргополов. — Вообще-то, это похоже на вымогательство. Я, как российский депутат…
— Как российского депутата, я вас лишаю слова, — отмахнулась от него Рита. — Я с бундестагом разговариваю. Думай, Гельмут, и решай скорее. А то мы какого-нибудь богатого француза найдем. Есть и такие на примете.
— О… — понурился немец. — Разьве Оль-ень-ка встречьяеться со мной ради марок?
— Нет, конечно! — вступила в разговор и Ольга. — Но просто так складываются обстоятельства. Простите меня, Гельмут, но у меня нет сейчас другого выхода. А вы мне действительно очень нравитесь.
— Карашо, — кивнул Гельмут и сразу повеселел. — Не вольнюйся Оль-ень-ка, ми сделяем операцию в Герман.
— И ты дашь на это деньги? — спросила неутомимая Рита, ставя вопрос ребром.
— О, я. Я могью прямо сей секунд выписьять чек, — ответил Гельмут и полез в пиджак.
— Погоди пока, — остановил его Каргополов. — Сначала поженитесь. И обязательно возьми расписку в получении денег.
— Я, я, расписка, — кивнул немец. — Коньечно.
— Она тебе должна будет написать расписку, даже будучи твоей женой? — спросила Рита.
— Коньечно, — вновь кивнул Гельмут. — Так у нас приньято, в Европа.
— Вот ведь уроды! — откровенно выразилась фотомодель. — Одно слово — гнилой Запад. Никаких возвышенных чувств!
— Чуйвства у менья есть, — несколько обиженно отозвался Гельмут. — Я докьяжу. Прямо сейчас выпьишю чек на одна тысяча… нет, два тысяча марок. Вот! На карман расход Оль-ень-ке.
Он вновь полез в пиджак, а Рита сказала:
— Чувства у него оцениваются в две тысячи марок, ну а любовь будет, наверное, подороже, марок тысяч в три с половиной. Ладно, Оля, бери пока сколько дает, как у нас в России говорят: с паршивой овцы хоть шерсти клок… Пригодятся на лекарства.
— Овьца? — переспросил Гельмут, шаря по карманам. — Что есть парша? О! У меня нет чековьей книжка. Ее ведь спер предьседьятель!
— Ну вот, приехали! — разочарованно произнесла Рита. — Когда ты новую получишь?
— Немного дньей. Нужьно подождьять, — ответил Гельмут. — Оль-ень-ка, не вольнуся. Я дам тьебе деньга.
— А мне так нравится, когда вы это говорите: «Оленька», — произнесла она и не смогла сдержать смеха.
— Как карашо она смееться! — не удержался от восторженной улыбки и Гельмут. Усмехнулась также и Рита. Лишь один Каргополов в который уже раз недовольно фыркнул.
Примерно в это же время Константин звонил в дверь к Ольге. Открыла Наталья Викторовна.
— Ты? — удивилась она, не видев своего «зятька» со дня представления клоунов в больнице. — Ну, проходи…
Несмотря на всю свою неприязнь к Косте, Наталья Викторовна выставила все же на стол еще одну чашку. Он застал ее за чаепитием вместе с Вольдемаром и бабушкой. На тарелках лежали домашние пирожки и булочки. Костя механически взял одну из них и принялся жевать. Он с утра ничего не ел, бегая по турагентствам.
— А где Ольга? — спросил он.
— С Гельмутом, — нарочито подчеркнула Наталья Викторовна.
— A-а… с немцем этим… — Константин потянулся к еще одному пирожку. — Ну и как у них дела продвигаются?
— Лучше некуда, — Наталья Викторовна поджала губы. — От тебя же прока никакого. Ты даже не сумел стать евреем.
— Тоже мне горе какое, — отозвался Костя. — Можно подумать, что это кандидатская степень. Впрочем, при определенных обстоятельствах, пожалуй, что и степень. А у нас, в России, даже особое звание, титул. С ним ты теперь всюду пролезешь.
— Вот именно, — кивнул Вольдемар. — У нас на железной дороге, если ты не Шмульман, то выше проводника в поезде или путевого обходчика не поднимешься.
— Но я ведь тоже не сидел без дела, — продолжил о своем Костя. — Объезжал агентства, хочу поехать в Израиль по туристической визе. Мне нужен Ольгин паспорт. Главное — оказаться там, пусть даже не на ПМЖ. А потом — видно будет, — он съел еще одну булочку.
— Вряд ли получится, — сказала Наталья Викторовна. — В посольстве вас хорошо запомнили. Не дадут визы, даже туристической. Мне Ольга рассказывала, что вы там начудили со своей матушкой.
— А чего они сами? — огрызнулся Костя. — И от волнения он съел сразу две булочки.