— Вы меня слышите? — спросил он на кахи.

— Слышу, — ответила Марина, без труда произнося слова незнакомого ранее языка.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул лаборант. — Сейчас придут специалисты, которые проведут вам стерилизацию. Операция несколько болезненна, поэтому после нее вам будет предоставлен двухсменный отдых.

Лаборант вышел, оставив Марину одну. В голове у нее постепенно прояснялось, но выхода она не видела. Ремни крепкие. И тут внезапная мысль молнией пронзила сознание. Марина пристально посмотрела на ремень, стягивающий правую руку. Она мысленно увеличила его изображение, потом еще, еще. Нити, волокна, цепочки молекул. Марина попробовала их вес, силу сцепления друг с другом. Получалось плохо, мешали отсутствие опыта и замутненность сознания. Но она сосредоточилась и произнесла первый звук.

Молекулы отозвались вялой реакцией, почти неощутимой. Марк говорил, что звук должен быть чистым. Марина вдохнула, пропела первую ноту, вторую, третью. Она пыталась подобрать новое заклинание, пыталась сделать то, на что и у опытных магов уходило немало времени. А вот у нее времени не было. Она услышала приближающиеся шаги нескольких человек.

— А-ааа-сиии-ть! — громко выкрикнула она.

Ремень лопнул с сухим треском. Ощутив уверенность в собственных силах, Марина сосредоточилась и в три выкрика разорвала оставшиеся ремни.

Она вскочила с кресла, осмотрелась и тут же наткнулась взглядом на собственную одежду. Но подумала она не о своей наготе, сейчас это не имело значения, а о том, что на поясе костюма остался висеть кинжал. В два движения она метнулась к кушетке и выхватила из ножен оружие.

Рванувшись к выходу, она столкнулась с тремя вошедшими специалистами. Один из них испуганно вытащил из-за пояса короткий стержень, но Марина успела первой. Она поднырнула под руку, державшую опасный предмет, и ударила опешившего доктора кинжалом в печень. Клинок вошел в живую плоть до неприятного легко, Марина зажмурилась и выдернула кинжал обратно. На пол хлынул тугой фонтан темной крови.

Лаборант дико закричал и повалился на пол. Второй из вошедших наотмашь ударил Марину по голове металлическим чемоданчиком. Удар был таким сильным, что она не смогла удержаться на ногах, но оружие не выронила. Прокатившись по мягкому ворсистому ковру, она вскочила на четвереньки и по-кошачьи прыгнула вперед. Это спасло ее от второго удара чемоданчиком. В голове словно бил паровой молот; казалось, что череп не выдержит внутреннего давления и лопнет.

Но Марина нашла в себе силы распрямиться и едва успела уклониться от третьего удара в живот. Краем глаза она заметила, что третий противник успел достать парализующий стержень. Не задумываясь, она метнула в него кинжал, целясь в грудь, но результата не увидела, так как рядом махал чемоданчиком самый резвый из троих.

Уклонившись от очередного удара, Марина ударила противника ногой в колено, сама чуть не вскрикнула от острой боли в стопе, но доктору тоже досталось. Он выронил чемоданчик, а Марина с отчаянностью обреченного бросилась на него, размахивая кулачками. Он без труда поймал ее за руку, крепко сжал и с улыбкой потянул из-за пояса парализующий стержень. У нее не было выхода, и она применила прием, который человек может использовать только в минуту наивысшей опасности. Она двумя пальцами ударила доктора в глаза. Марина не могла зажмуриться, чтобы не промахнуться, поэтому пришлось смотреть лицо в лицо.

Глазные яблоки громко хрустнули, и пальцы Марины вошли в череп до второй фаланги. Доктор даже не вскрикнул, повалился как сноп, заливая ковер кровью. Сразу за ним лежал, оскалив зубы в последней гримасе, последний из вошедших. Из груди его торчала рукоять кинжала.

Марина разревелась как ребенок — громко, навзрыд, заливаясь слезами. Все напряжение последних событий выплеснулось наружу. Она поползла на четвереньках, вытащила кинжал из груди убитого, засунула в ножны. Затем встала и почти в беспамятстве начала одеваться. Слезы текли по щекам, падали на ковер.

Выскочив из кабинета, Марина почти неосознанно направилась к той части музея, которая рассказывала о Верхнем Мире. В помещении собиралось все больше и больше народу, все в стандартном гражданском одеянии. Надо было спешить, пока ее вид не привлек излишнего внимания. Она добралась до модели города, выскочила на улицу, где ее уже никто не мог видеть, и побежала, сильно припадая на правую ногу. Она хотела зайти как можно дальше, ей казалось, что в дальнюю часть города не заходят слишком часто.

Марина распахнула дверь в подъезд типовой пятиэтажки, поднялась на третий этаж, открыла незапертую дверь и почти без сил ввалилась в квартиру. Не в силах больше стоять, она легла на диван, уткнулась лицом в ладони и снова расплакалась.

Третий Правитель Высшего Круга был очень стар. Он сидел в мягком глубоком кресле и размышлял над тем, что он ответит Первому и Второму Правителям, когда они потребуют отчета о проведенной операции.

Они были против того, чтобы парализовать жизнь города ради поимки одинокого лазутчика. Они не считали опасность слишком серьезной, да и сам Третий Правитель уже сомневался в правильности собственного решения. Люди не могут торчать по своим жилищам уже вторую смену подряд, они должны сменить уставших рабочих. Иначе город понесет значительные потери в производстве, что совершенно недопустимо.

План Третьего Правителя предполагал, что лазутчика схватят если не в первые две-три тридцатых, то уж в два Утвержденных Отрезка уложатся точно. Деваться-то некуда. Раз его не схватили, значит, он нашел место, где смог спрятаться. Теперь оставлять улицы пустыми нет смысла. Попадется потом, позже. Он ведь не знает мужского языка, а это очень легко проверяемая примета. Попадется. Третий Правитель нажал кнопку на подлокотнике кресла и устало сказал:

— Сонтес, отменяйте особое положение в городе. Усиленное патрулирование оставить. Меняйте рабочие смены. И еще… Патрульные должны знать, что разыскиваемый не знает мужского языка.

— Слушаюсь, гражданин Правитель Высшего Круга, — ответил голос.

Последние несколько часов Марк провел в непрерывном жестикулировании. Пришлось нести на немом языке разные небылицы, чтобы женщина не заподозрила неладного. Наконец миновали девять тридцатых, смена закончилась, и женщина предложила отдохнуть. Кровать в комнате была одна, поэтому Марк несколько смутился. Женщина заметила его смущение и недоуменно вскинула брови.

«Я вам не нравлюсь?» — неуверенно показала она жестами.

«Да нет, что вы!» — еще сильнее смутился Марк.

«А в чем же дело? Вы не хотите лечь со мной?»

«Лечь?» — Марк в смятении не знал, что сказать.

Больше всего он не хотел выкинуть нечто противоестественное, что выдало бы в нем чужака. Убить ее Марк просто не смог бы. Но и вот так, не зная человека, вступать с ним в предельно близкие отношения — чересчур.

Хотя женщина была настолько привлекательной, что сердце закаленного в боях Марка невольно перешло на повышенные обороты.