– Сегодня будет покер. Собираетесь играть? – спросил Борис.

– Нет, просто наблюдаю пока, – отозвалась она. – Не беспокойтесь, сегодня я не запланировала никаких афер и спасать меня вам не придется.

– Спасать вас я больше не планирую. – Борис качнул головой. – У меня на вас другие расчеты.

Он вдруг поймал ее ладонь, почти до боли сжал хрупкие пальцы и поднес руку к губам. Его дыхание обожгло кожу, и Рите показалось, что в тот миг, когда его губы коснулись ее руки, из-под спокойной бесстрастной маски проглянуло тщательно сдерживаемое жадное нетерпение. Ей снова стало не по себе, и, мягко высвободив руку, она бросила:

– Извините, Борис, кажется, мой друг меня зовет, – и быстро пошла к махавшему ей с другого конца комнаты Леве.

– Гретхен, познакомься, это Витаутас Жемайтис, театральный режиссер. Я делал грим для его постановки «В ожидании Годо».

Фамилия Рите, конечно, была знакома. Витаутас Жемайтис, восходящая звезда, самое яркое театральное явление последнего года. Анфан террибль российской сцены. Но видела этого человека она впервые. Отхвативший в прошлом году «Золотую маску» режиссер оказался молодым мужчиной, в районе тридцати, с рыжевато-пшеничными длинными волосами, перехваченными на затылке кожаным шнурком, и бледно-голубыми глазами, прячущимися за дымчатыми стеклами очков-хамелеонов. Подбородок покрыт, видимо, тщательно лелеемой мягкой щетиной. Не особенно высокий, но с ладной подтянутой фигурой, облаченный в джинсы и какую-то широкую полосатую рубаху с претензией на этнический стиль.

Витаутас окинул Риту заинтересованным взглядом и заговорил сразу как со старой знакомой:

– Слушайте, мне Лева про вас все уши прожужжал. Какая вы невероятно талантливая. – В речи его слышен был едва заметный прибалтийский акцент.

– Не верьте! – усмехнулась Рита. – Лев ко мне необъективен.

– Я? – возмутился Беликов. – Наглая ложь. Назови мне хоть одну причину, по которой я стал бы тебя расхваливать, не имея на то оснований.

– Потому что ты мой друг, – предположила Рита.

– Пфф, тоже мне причина, всем известно, что я – эгоистичное, неблагодарное, равнодушное животное, – фыркнул Левка.

В кармане его пиджака заиграл мобильник, он вытащил аппарат, посмотрел на экран и скривился:

– О нет, Виктор, кажется, решил раньше времени вернуться с презентации и не обнаружил меня дома. Извините, друзья, я должен выслушать небольшую истерику.

Левка утомленно закатил глаза, прижал к уху телефон и направился к выходу.

– Так можно все-таки где-нибудь почитать ваши рассказы? – снова обратился к Рите Витаутас.

Она передернула плечами:

– К сожалению, ни одна из моих работ еще не была опубликована. Так что, если вам интересно, могу только скинуть по электронной почте.

– Идет! – Витаутас протянул ей визитку с телефоном и мейлом. – Буду очень ждать.

Риту не особенно вдохновили его слова. Сколько их уже было за эти годы – заинтересованных издателей, редакторов, кино– и театральных режиссеров. Все они пели ей дифирамбы, восхищались мастерством, остротой стиля, отточенностью деталей и образов, но дальше пустых разговоров дело ни разу так и не зашло. Впрочем, прислать тексты ей было нетрудно, тем более что этот Витаутас чем-то ей понравился. Этакий литовский крестьянин, фермер, попавший вдруг в большой город и одуревший от его суеты.

Игра началась, часть гостей, увлеченных покером, собралась вокруг одного из столов. К играющим присоединились Кратов и Жемайтис. Рита рассматривала игроков поверх бокала.

Она понимала, что игра идет несерьезная. Деловые люди просто собрались поздравить одного из своих товарищей с юбилеем, обсудить в неформальной обстановке какие-то дела и развлечься. Именно поэтому никакого особенного напряжения на лицах игроков не чувствовалось. Карты скользили в руках лениво и непринужденно. Кажется, только один из играющих – толстяк в съехавшем набок галстуке – воспринимал происходящее серьезно, краснел, потел и яростно сжимал карты. По редким, обращенным на него чуть брезгливым взглядам и негромким репликам Рита определила, что это – чужак. Он попал сюда случайно, должно быть, увязался за кем-то из этой когорты избранных. Его не принимают, с ним не считаются, не в последнюю очередь и из-за того, что он не чувствует негласных правил поведения. Вот, например, сейчас, на непринужденной дружеской вечеринке, играет так, словно попал на слет катал.

Левка, подойдя к Рите, прервал ее наблюдения за живой природой, быстро чмокнул в щеку и проговорил:

– Гретхен, я вынужден тебя бросить. Виктор вернулся домой и беснуется. Обещай мне, что не ввяжешься ни в какую авантюру!

– Торжественно клянусь! – хохотнула она.

Левка, попрощавшись с остальными, вышел из комнаты.

Рита, сидя в кресле и машинально вертя в руке бокал на тонкой ножке, цепко наблюдала за происходящим. Она не решила еще, стоит ли ей вступать в игру. Сама по себе игра никогда не была для нее привлекательной. Еще в детстве отец, шутя, научил ее азам своей специальности – блефовать, виртуозно прятать нужную карту в рукав, чувствовать подушечками пальцев крохотные насечки на картах. Со временем она упрочила эти навыки, доведя почти до совершенства. Наверное, этот талант отец передал ей по наследству вместе с умевшими казаться такими кристально честными нежно-зелеными глазами.

Однако, глядя на рассевшихся за столом игроков, Рита понимала, что выиграть у них ей будет непросто, практически невозможно, несмотря на то что игра шла на первый взгляд шуточная. Обычно Рита довольно часто использовала такой способ подзаработать – обыграть парочку лохов и уйти домой с полным кошельком. Она, правда, старалась всегда не жадничать и не зарываться, памятуя ту историю с казино, едва не стоившую ей жизни. Выиграть некую достаточную для нее сумму – и уйти. Никакого удовольствия, волнения, азарта от игры она не испытывала.

Но сегодня здесь за столом собрались не лохи, которых она могла бы сделать легко и непринужденно, а практически профессиональные игроки. И Рита была не уверена в том, что стоит мериться с ними навыками. Разве что тот толстяк, кажется, его фамилия была Гуров, мог сегодня служить для нее лакомым куском.

Пока что она предавалась любимому занятию – наблюдать. Наблюдать за людьми, охваченными азартом и готовыми проиграть последние штаны или, наоборот, невозмутимо обчищающими попавшихся в их сети лохов, было не в пример интереснее. Едва уловимые движения пальцев, оттенки мимики, вскользь брошенные фразы – все это Рита впитывала в себя, любовно располагала в памяти, чтобы в нужный момент вытащить на свет божий и обрисовать в каком-нибудь тематическом рассказе.

Гуров. Вот он отдувается и пыхтит, как выброшенный на берег тюлень. Пальцы его с виду толстые и неповоротливые, глаза как будто сверкают от охватившей его эйфории. Однако все это блеф. Он спокоен, как танк, – на рубашке ни одного пятнышка пота. Если бы такой жирдяй нервничал, под мышками у него давно бы расплылись темные пятна.