Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты снова меня защитила. Почему?
– Хотела найти лично и сообщить, как глупо брать фамильный меч на войну.
– Серьезно? – Он подается вперед, опираясь предплечьями на колени. Кажется, рана совсем зажила, но ключицу не видно – ее скрывает парадная сорочка.
– Нет. Конечно нет. Я и не думала, что мы когда-нибудь увидимся.
Ощупываю голову – на ней повязка, которую я начинаю разматывать.
Винтерсторм пересаживается ко мне на матрас, пытается перехватить руку.
– Что ты делаешь? У тебя же сотрясение.
У виска повязка пропиталась кровью. Трогаю рану – глубокая…
– Хватит меня лечить! Каждый синяк должен остаться на месте. Нужно будет показать травмы, иначе меня обвинят в предательстве.
– Ты собираешься вернуться? Тогда придется все как-то объяснить.
– Где мои друзья, с которыми я прилетела? Они тоже здесь?
– Да.
– Ранены.
– Мужчина ранен. Женщину не тронули.
– Как он?
– Получше, чем ты, – мрачно отвечает Винтерсторм. – Они в безопасности.
Вздыхаю с облегчением.
– Человек Флэнниган?
– Он тоже здесь. Ждет, когда можно будет с тобой поговорить.
– Я должна срочно с ним увидеться. Времени мало. – Я медленно откатываюсь к дальнему концу огромной кровати.
Каждое движение дается с трудом. Выпрямляю руку, и ту болезненно покалывает. В нее воткнута металлическая игла, от которой я немедленно избавляюсь и перемещаюсь на край кровати.
Винтерсторм поднимается на ноги:
– Не двигайся. Ты еще слишком слаба – два дня провела под транквилизаторами.
– Целых два! – с ужасом выдыхаю я. Встаю и тут же об этом жалею, едва не свалившись на пол от прилива крови к голове. Хватаюсь за что придется, и Винтерсторм помогает мне улечься обратно. Замечаю, что из одежды на мне лишь большая рубашка. Судя по легкому запаху лемонграсса, она принадлежит Винтерсторму. – Но почему меня все еще не нашли?
– В нашем воздушном пространстве все твои сигналы блокировались. В том числе и сигналы метки. Никто не знает, что ты здесь. Зачем ты прилетела? Тебе, как твоим друзьям, нужно убежище?
– Я должна заключить сделку с парнем Флэнниган. Моя сумка у тебя?
– Уже отдал ее ему.
– Видел, что внутри?
– Тысячи современных ID-чипов, имплантатор, процессор – целое состояние.
– Флэнниган заплатила за него жизнью. Оно того стоило?
– Не знаю. Сама у него спросишь.
– Как его зовут?
– Нас уже представили, – раздается позади Винтерсторма звучный голос. – Долтри Леон.
Он входит в комнату и закрывает дверь. Помню его: голограмма на ночном инструктаже с главами Уделов. В жизни он, конечно, мало похож на того призрака. Высокий, длинные темные волосы прихвачены на макушке, борода ухожена, а глаза песочного цвета поразительно похожи на глаза Дюны.
– Имя настоящее? У вашего брата другое. За вами нелегко угнаться.
– Я все думал, догадалась ли ты, кто я, в ночь нашей встречи. Как правило, я скрываю глаза очками, но тогда рискнул. Твоя мать обычно очень наблюдательна, однако тогда ей ни до кого, кроме тебя, не было дела.
– Сколько вас? – устало спрашиваю я. – Я насчитала троих. Вы, Уолтер и Дюна.
– Предпочел бы не отвечать на этот вопрос.
– Почему? Вы обо мне все знаете. Я в невыгодном положении.
– Благодарю за приглашение, Рейкин, – говорит Долтри, не отрывая от меня взгляда. – Я бы хотел побеседовать с Розель наедине.
– Я остаюсь, – возражает Рейкин Винтерсторм.
– Это семейные дела, Рейкин.
– Не знал, что она член вашей семьи, Долтри.
– Она дочь моего брата.
– Кровная?
– Нет. Есть узы крепче крови. Поинтересуйся, кого она считает своим настоящим отцом. Сомневаюсь, что Кеннета Абьорна.
– Розель под моей защитой!
– Вы серьезно? – перебиваю их я. – У меня есть список требований, а потом вам придется отпустить меня в Удел Мечей. Когда уйду, будете сколько угодно спорить, кто имел больше прав меня выслушать.
– Кажется, она бредит, Долтри, – говорит Рейкин, трогая мой лоб. Хочется смахнуть его руку, но она такая прохладная, а прикосновение успокаивающее. – Дайте ей время прийти в себя.
– Нет, в этом вся Розель, – отвечает Долтри, берет еще один стул и садится у кровати. – Она училась думать, рассуждать, разрабатывать стратегию. Ее обучали по самым высоким стандартам, очень любопытно будет выслушать.
Рейкин убирает руку, но не отходит, по-прежнему стоит рядом. Это подкупает.
– Сумка Флэнниган у вас? – спрашиваю я Долтри.
– Да. Спасибо, что принесла.
– Флэн передала вам сообщение.
– Я весь внимание.
– Она просила сказать, что все прошло почти безупречно, а потом попросила скучать о ней каждый день.
Губы Долтри трогает грустная улыбка.
– Как она умерла?
Подробно описываю нашу встречу и последующую вылазку в Ценз.
– Эти метки у меня уже год. Не представляла, что с ними делать и с кем можно связаться.
– Просто у тебя в этом не было необходимости, – констатирует Долтри.
Резкое суждение, и оно выставляет меня корыстным человеком.
– Да что вы говорите, – огрызаюсь я. – Мне приходилось выживать в одиночку.
Долтри внимательно меня рассматривает.
– До сих пор – да. Но тебе нечем торговаться, Розель. У меня и так есть все, что вы с Флэнниган украли в Цензе, ты ничего не скрыла и потеряла надо мной власть.
– Да неужели? – спокойно возражаю я. – Весьма интересно. А у меня ощущение, что из присутствующих в этой комнате вся власть как раз у меня. Пусть у вас моя сумка, но она бесполезна: вы же не знаете, как загрузить свои фальшивые данные. Если их не подключить к сети Республики, на что они годятся? Куча голограмм, которые не пройдут сканирование.
– Мы Звезды. Проникновение в сети – наша работа.
– Раньше – да. Но теперь ваши шпионы уничтожены. Полевые агенты с поддельными метками не сумели выбраться, их всех убили. Выжившие залегли на дно. Вы потеряли все.
– Да и ты нам добавила трудностей, Розель, – невозмутимо кивает Долтри, – со своим альтернативным источником энергии. Сделала допотопный способ вооружения привлекательным. Свела к нулю все наши шансы выиграть войну.
– Моя главная цель – сохранить жизнь второрожденным солдатам. Врата Зари только и делают, что их убивают. Ваша война – абсурд. Вы ничего не изменили. Хотите бунтовать – бунтуйте против перворожденных. Но вы даете им жить по-прежнему, а нас истребляете толпами. Вы можете в любой момент отказаться от битвы. У второрожденных солдат вариант один – сражаться или сдохнуть. Или вы нас убьете, или перворожденные. У Мечей нет выбора.