неким разумным способом, который не был бы с одной стороны фарисейским, а с другой стороны не создавал был монополию? Смогли бы музеи и университеты справиться со всеми частными нумизматическими коллекциями мира, если бы они внезапно их получили? Да и хотят ли они этого? Было ли неправильным сохранение у коллекционеров той массы монет, что уже была обнаружена? Где тогда должна была быть проведена черта, разделяющая одни монеты от других, и каким образом ее можно было бы провести? Если на рынке вдруг появится важная новая монета подозрительного или незадокументированного происхождения, должны ли ученые отказываться говорить о ней, изучать ее или даже признавать ее существование? Применялись бы такие ограничения, если бы артефактом был свиток папируса, содержащий утерянную пьесу Еврипида, или же текст утерянной «Истории Александра» Птолемея I Сотера[771]?

— Какой идиот будет притворяться, что их не существует? — усмехнулся старшекурсник-классик.

Когда посетитель начал, по-своему дотошно, собирать обратно коробки, он заглянул в свой кожаный блокнот и, не обращаясь ни к кому конкретно, спросил у класса:

— Итак, имею ли я право владеть этой коллекцией монет или нет? Если да — то какова моя моральная ответственность за владение монетами? Если нет — то всегда ли было неправильно собирать монеты или же был некий момент в истории, после которого это стало неправильным? Могу ли я на законных основаниях собирать одни разновидности монет, а не другие? Кто это решает?

Студенты по-разному отреагировали на его монолог, но большинство из них, как и прежде, пребывали в неопределенности.

— Признаюсь, мне понравились ваши комментарии, и я серьезно отнесся к ним, — сказал старый джентльмен, — но прежде чем уйти, я бы хотел услышать и мнение вашего профессора по этому вопросу.

— Хорошо, — кивнул преподаватель. — Должно быть всем очевидно, что, пригласив нашего гостя и попросив его поделиться с нами своей коллекцией и знаниями, я признаю его право владеть этими монетами. Его покупки были законными, или по крайней мере я надеюсь на это, а его использование монет было этичным. Однако это, конечно же, не относится ко всем коллекционерам. Есть бездушные личности, которые без колебаний скупают награбленные монеты и украденные артефакты — и все они заслуживают осуждения. Но между этими полюсами много тех, кто просто не знаком с этими вопросами и еще не удосужился подумать о своих обязанностях хранителя прошлого. Частная собственность на культурные ценности имеет слишком длинную и сложную историю, чтобы ее можно было отрегулировать одним документом, и даже «Конвенция о мерах, направленных на запрещение и предупреждение незаконного ввоза, вывоза и передачи права собственности на культурные ценности», принятая ЮНЕСКО в 1970 году[772], не положила конец спорам. С обеих сторон есть страстные лоббисты, отстаивающие свои позиции[773].

— Значит, действительно, у этого вопроса нет решения? — спросила расстроенная ученица от имени своих одноклассников.

— Насколько мне известно, хорошего решения нет, — признался ее профессор и добавил, — но некоторые решения лучше других. С одной стороны, нумизматика не может существовать, если мы признаем и будем изучать только несколько монет, раскопанных археологами. Но с другой стороны, даже если бы мы захотели, музейных площадей не хватило бы чтобы вместить монетные коллекции всего мира. Кроме того, сами кураторы сказали бы вам, что, вопреки известному утверждению Индианы Джонса, не всем артефактам место в музее. Например, образцовая британская «Программа движимых предметов старины»[774] на протяжении десятилетий лишь отслеживает и управляет обнаружением сотен тысяч древностей, многие из которых были монетами. Точно так же Управление древностей Израиля руководит национальной коллекцией монет, 87 % которой имеет известное происхождение[775]. Но как «чистые», так и «прикладные» нумизматы могут в качестве приемлемой модели обратиться к такой научной области, как палеонтология[776].

— Вы имеете в виду выкапывание динозавров? — уточнил студент.

— Точно! — ответил он. — Первые коллекционеры монет иногда искали окаменелости для своих кунсткамер, что придает нумизматике и палеонтологии общее антикварное происхождение (рис. 9.11)[777]. Но что еще более важно, так это то, что исследовательские методологии нумизматики и палеонтологии довольно похожи — начиная таксономией и заканчивая гипсовыми слепками. И, кстати, палеонтология также зависит от конечного и невозобновляемого источника материальных свидетельств, находящихся в земле — ведь несмотря на популярную франшизу «Парк юрского периода», динозавров, продуцирующих кости для изучения их учеными, больше не существует.

Класс дружно посмеялся над этой мыслью профессора.

Рис. 9.11. Древние монеты, ископаемые растения и трилобиты. Предоставлено автором.

— Во многих учреждениях палеонтология в первую очередь представляет собой дисциплину, которой руководят кураторы, исследующие и изучающие собранную коллекцию. Например, в знаменитом Музее Филда в Чикаго работают ученые-исследователи с докторской степенью, чья карьера следует типичной университетской модели — от штатного ассистента до полноправного штатного куратора[778]. Как и в случае с профессорами-археологами, эти кураторы должны соответствовать тем высоким требованиям, что предъявляются и к издателям коллекций, и к преподавателям. Кураторы участвуют в конкурсах на исследовательские гранты от Национального научного фонда и от других агентств, организуют и посещают международные конференции, на которых обсуждаются последние открытия и новые теории. Но, в отличие от археологии, палеонтология остается во многом описательной дисциплиной, с открытым и симпатизирующим отношением как к охотникам за окаменелостями, ищущим прибыль, так и к частным коллекционерам — это сродни позиции, занятой Грирсоном и Селлвудом в отношении коммерциализированной нумизматики.

— Но кости динозавров не так ценны, как монеты, — заявил один студент.

— А вы когда-нибудь слышали о тираннозавре Сью? — сказал посетитель. — Ее кости были куплены на аукционе чикагским Музеем Филда более чем за восемь миллионов долларов[779].

Класс ахнул и профессор продолжил.

— В коммерческих каменоломнях сегодня работает немалое число рабочих, раскапывающих миллионы окаменелостей к большому удовольствию одних ученых и разочарованию других.

Профессор выудил из портфеля книгу и зачитал из нее:

Коммерческий и научный сбор окаменелостей на важных палеонтологических памятниках является деликатным вопросом. Самые крайние позиции по отношению к этому вопросу варьируются от открытого разрешения коммерческой добычи окаменелостей на всех землях, как государственных, так и частных, до запрета на коммерциализацию окаменелостей, поскольку она представляет угрозу для науки[780].

— Это написал Лэнс Гранде, ведущий палеонтолог, который выступает за академическо-частное сотрудничество, привлекая частных коллекционеров и профессиональных поставщиков в качестве партнеров в палеонтологических исследованиях[781]. Он признает, что применимость этого подхода должна решаться в каждом конкретном случае, и что сам этот подход не безопасен. Но тираннозавр Сью легко могла бы оказаться на частном складе какого-нибудь богатого коллекционера и продолжала бы