Из всех многочисленных свидетельств я выбрал воспоминания Е. Никольского, потому что это был человек отнюдь не революционных – напротив, весьма правых взглядов. Он, тогда офицер Главного штаба, просто рассказывает, что видел собственными глазами, глядя из окна на Дворцовую площадь.

«Очень скоро почти вся площадь наполнилась войсками. Впереди стояли кавалергарды и кирасиры. Около двенадцати часов дня в Александровском саду появились отдельные люди, потом довольно быстро сад начал наполняться толпами мужчин, женщин и подростков. Появились отдельные группы со стороны Дворцового моста. Когда народ приблизился к решетке Александровского сада, то из глубины площади, проходя площадь беглым шагом, появилась пехота. Выстроившись развернутым фронтом к Александровскому саду, после троекратного предупреждения горнами об открытии огня пехота начала стрельбу залпами по массам людей, наполнявших сад. Толпы отхлынули назад, оставляя на снегу много раненых и убитых.

Выступила и кавалерия отдельными отрядами. Часть из них поскакала к Дворцовому мосту, а часть – через площадь к Невскому проспекту, к Гороховой улице, рубя шашками всех встречавшихся…

Я… вышел черным ходом через ворота, прямо выходящие на Морскую улицу. Далее – до угла последней и Невского. Там я увидел роту лейб-гвардии Семеновского полка, впереди которой шел полковник Риман.

…Некоторое время рота стояла в бездействии. Но вот на Невском проспекте и по обеим сторонам реки Мойки стали появляться группы людей – мужчин и женщин. Подождав, чтобы их собралось больше, полковник Риман, стоя в центре роты, не сделав никакого предупреждения, как это было установлено уставом, скомандовал:

– Прямо по толпам стрельба залпами!

После этой команды каждый офицер своей части повторил команду Римана. Солдаты взяли изготовку, затем по команде «Взвод» приложили винтовки к плечу, и по команде «Пли» раздались залпы, которые были повторены несколько раз. После пальбы по людям, которые были от роты не далее сорока – пятидесяти шагов, оставшиеся в живых бросились опрометью бежать назад. Через минуты две-три Риман отдал команду:

– Прямо по бегущим пальба пачками!

Начался беспорядочный беглый огонь, и многие, успевшие отбежать шагов на триста – четыреста, падали под выстрелами. Огонь продолжался минуты три-четыре, после чего горнист сыграл прекращение огня.

Я подошел поближе к Риману и стал на него смотреть долго, внимательно – его лицо и взгляд его глаз показались мне как у сумасшедшего. Лицо все передергивалось в нервной судороге, мгновение, казалось, – он смеется, мгновение – плачет. Глаза смотрели перед собою, и было видно, что они ничего не видят… В это время появился хорошо одетый человек. Приподняв шляпу левою рукою, подошел к Риману и в очень вежливой форме попросил его разрешения пройти к Александровскому саду, выражая надежду, что около Гороховой он, может быть, найдет извозчика, чтобы поехать к доктору. Причем он показал на свою правую руку около плеча, из разодранного рукава которой сочилась кровь и падала в снег.

Риман сначала его слушал, как бы не понимая, но потом, спрятав в карман платок, выхватил из кобуры револьвер. Ударив им в лицо стоявшего перед ним человека, он произнес площадное ругательство и прокричал:

– Иди куда хочешь, хоть к черту!

Когда этот человек отошел от Римана, то я увидел, что все его лицо было в крови.

…Я свернул вдоль Мойки, но у первых же ворот налево передо мною лежал дворник с бляхой на груди, недалеко от него – женщина, державшая за руку девочку. Все трое были мертвы. На небольшом пространстве в шагов десять – двенадцать я насчитал девять трупов. И далее мне попадались убитые и раненые. Видя меня, раненые протягивали руки и просили помощи».

Назавтра Никольский снова идет на службу.

«Проходя, как всегда, вдоль решетки Александровского сада, я увидел, что трупы и раненые были все убраны. Правда, во многих местах еще видны были мелкие части трупов, оторванные залповым огнем. Они ярко выделялись на белом снегу, окруженные кровью. Почему-то на меня произвел особенно сильное впечатление кусок черепа с волосами, каким-то образом приставший к железной решетке. Он, видимо, примерз к ней, и уборщики его не заметили. Этот кусок черепа с волосами оставался там в продолжение нескольких дней. На протяжении вот уже двадцати семи лет этот кусок является перед моими глазами».

На Римана потом охотились террористы. Он был вынужден скрываться за границей.