Все это наконец убедило каталонцев, что у них нет шансов достичь своих целей. В октябре 1652 г. Барселона капитулировала перед Филиппом IV. Он пожаловал амнистию всем участникам событий после 1640 г. и обещал уважать законы и привилегии Принципата. Все вернулось к статус-кво. Мир с Францией был подписан только в 1659 г. и был достаточно тяжелым для Принципата, поскольку по Пиренейскому договору Руссильон и Серданья окончательно перешли к Франции. Одна из статей трактата в перспективе оказалась чрезвычайно важной: речь шла о брачном союзе короля Франции Людовика XIV и инфанты Марии Терезии, дочери Филиппа IV. Эта статья и приведет в будущем к смене династии после смерти Карла II[191].

Каталонская революция не была единственным на Пиренейском полуострове ответом на проект Военного союза. В Португалии сопротивление тоже привело к мятежу, в результате которого была восстановлена независимость королевства. Уния с Кастилией не пользовалась поддержкой населения. Ко времени ее начала (1580) Португалия как независимое государство и центр колониальной империи, которая приносила огромные экономические выгоды, имела уже очень долгую историю. В соответствии с традициями Габсбургов в организации управления страной ничего не изменилось, по крайней мере до эпохи Оливареса. Стремление графа-герцога унифицировать монархию вплоть до полной «кастилизации» всего Пиренейского полуострова означало соответствующее усиление фискального гнета. Против налогового и военного давления со стороны Оливареса, который требовал для своей европейской политики все больше денег и солдат, вспыхнули волнения в Порту (1628) и Сантарене (1629), а затем народное восстание в Эворе (1637). С другой стороны, высшие слои (знать, клир, городская верхушка) выражали недовольство тем, что враги Испании угрожали и наносили ущерб заморским владениям Португалии. В Бразилии прочно утвердились голландцы, занявшие в 1630 г. города Олинда и Ресифи[192]. Ничего удивительного, что в таких условиях Португалия мечтала о возвращении независимости. Возникли заговоры знати, в центре которых оказался герцог Браганса, потомок одного из соперников Филиппа II в 1580 г.[193]События в Каталонии подвигли заговорщиков сделать решающий шаг. Они воспользовались тем обстоятельством, что все внимание и все военные силы оказались обращены на восток, и, восстав с оружием в руках, провозгласили герцога Брагансу королем Португалии под именем Жоана IV (1 декабря 1640 г.). Три сословия португальских кортесов немедленно признали его, так же поступили губернаторы всех заморских территорий, за исключением Сеуты[194]. Вскоре новое португальское правительство легко заручилось поддержкой врагов Испании. Уже в 1641 г. ей предоставила помощь Франция, в том же году было подписано перемирие с Нидерландами, а в 1642 г. заключен союз с Англией, подтвержденный и дополненный в 1661 г. Испания приложила огромные усилия для возвращения Португалии, но уже не могла должным образом реагировать на все военные потребности. В 1668 г., после смерти Филиппа IV, Испания официально признала независимость Португалии.

Следствием португальского мятежа был заговор, возникший в Севилье; летом 1641 г. он был раскрыт. Действительно ли тогда шла речь о том, чтобы превратить Андалусию в независимое королевство, правителем которого стал бы герцог Медина-Сидония[195]? Трудно представить себе, что именно таковы были замыслы заговорщиков. Более допустимо приписать столь абсурдный план обиде герцога на Оливареса, который являлся его дальним родственником, и трудностям, которые испытывал самый могущественный магнат Андалусии, отягощенный долгами из-за плохого управления своими сеньориями и огромных расходов. В любом случае нельзя отрицать связь с португальскими событиями. Заговорщиков обвинили в измене, при этом сам Медина-Сидония, призванный ко двору, был прощен королем. Его обязали находиться на португальской границе, но затем, когда он самовольно вернулся из ссылки в принадлежавший ему город Санлукар, против него открыли процесс и заключили в замок Кока; в конце концов ему навсегда запретили появляться при дворе, отобрали Санлукар и приговорили к огромному штрафу.

Спустя несколько лет, в августе 1648 г., был раскрыт еще один заговор, в который также был вовлечен могущественный магнат. На сей раз речь шла о герцоге Ихаре[196], арагонском аристократе, которому Оливарес никогда не доверял важных должностей. Ихар был родственником королевской семьи и даже претендовал на то, что в случае отсутствия в правящей династии прямого наследника у него будут некоторые права на трон. По-видимому, речь шла о том, чтобы отделить Арагон от Испанской монархии и сделать его независимым королевством, а Ихара — королем. Для достижения этой цели заручились помощью Франции, которой были предложены Руссильон и Серданья, и Португалии, помощь которой была куплена уступкой Галисии. Два заговорщика, дон Карлос де Падилья и маркиз ла Вега в декабре 1648 г. были казнены в Мадриде. У герцога Ихара конфисковали имущество, а его самого пожизненно заточили в тюрьму.

Политика графа-герцога затрагивала не только периферийные королевства, она имела также разрушительные последствия для тяглого населения Кастилии, обремененного налогами и наборами в армию; они отягощали положение, и без того жалкое из-за неурожаев, эпидемий, сеньориального гнета, порчи монеты… XVII век по всей Европе был эпохой кризисов и крестьянских восстаний, вызванных как голодом и злоупотреблениями феодальных сеньоров, так и поборами со стороны солдат. Эти общеевропейские тенденции характерны и для Испании, но со своими особенностями. Самые серьезные такие случаи относятся к Андалусии между 1647 и 1652 гг. Разного рода беспорядки произошли в 1647 г. в Лусене, Ардалесе (провинция Малага), Лохе, Комаресе и т. д. В следующем году в Гранаде произошли более серьезные волнения, поднятые безработными ткачами-шелкопрядильщиками. В мае 1652 г. случился мятеж в Кордове, вызванный голодом, дороговизной хлеба и безработицей. В течение некоторого времени город находился в руках простонародья. Репрессии были жестокими, многих приговорили к смерти. В том же году и по тем же причинам вспыхнули волнения в Севилье, а, узнав о событиях в Севилье и Кордове, восстали жители Осуны, Бухалансе и других мест. В июле ситуация повсюду нормализовалась, но недовольство сохранялось, поскольку не исчезли его глубинные причины.

Каталония, Португалия, Андалусия, Арагон. Привлекает внимание то обстоятельство, что все волнения середины XVII в. происходили в периферийных областях одряхлевшей Католической монархии. С того момента, когда в 1621 г. апатию Филиппа III сменила имперская энергия графа-герцога, стремившегося к унификации и «кастилизации», что-то в Испании разладилось. Королевства и сеньории, связанные с Кастилией династическими узами, опасаются, что гибнущий центр увлечет за собой и их. Каталония и Португалия борются за само свое существование; они стремятся отделиться от Кастилии в тот момент, когда она, изнуренная и истощенная, добивается, чтобы они участвовали в той политике, результаты которой уже всем очевидны. Каталонцы и португальцы отказываются от солидарности с Кастилией, с ее идеологией и ее анахроничными ценностями; они хотят сохранить свои силы. Поэтому они вступают в Новое время без чувства разочарования и горечи, присущего