Америкой. В целом тем не менее предприниматели Кадиса являлись скорее консерваторами и вкладывали мало средств в тот регион, в котором жили. В Барселоне, напротив, они очень активны и заметны. Период быстрого подъема в Каталонии относится к 1730–1760 гг. и обусловлен ростом сельскохозяйственных цен благодаря таким выгодным занятиям, как виноделие и производство крепких спиртных напитков (агвардьенте), причем в условиях, когда опережающий рост населения позволял поддерживать заработную плату на стабильном уровне; прибыли здесь вкладывались в сельское хозяйство, торговлю и промышленность. С середины столетия Барселона утвердилась в своем статусе крупного города, ее порт процветал.

Несмотря на рост населения и, как следствие, числа налогоплательщиков, государственный бюджет постоянно оставался дефицитным. В фискальной системе по сравнению с предшествующим периодом не произошло существенных изменений. Она основывалась преимущественно на косвенных налогах, которые ложились на систему потребления и на сделки купли-продажи — алька-балы, миллионы и др., — т. е. они обременяли в основном бедных, а не богатых. К этому добавлялись доходы от таможен, экстраординарных налогов и взносов от Церкви. В правление Фердинанда VI маркиз ла Энсенада задумал масштабную реформу: введение единого налога, пропорционального состоянию каждого лица, который бы заменил косвенные налоги. Чтобы установить для такого налога базу обложения, требовалось располагать точной оценкой имущества всех налогоплательщиков. Сведения об этом включались в обширную перепись, известную под названием кадастра Энсенады. После его отставки задуманная им реформа так и не была проведена.

В испанском обществе XVIII в. все еще доминировали привилегированные сословия — дворянство и духовенство. Буржуазия как таковая была малочисленна. Основную массу населения составляли крестьяне, положение которых очень различалось в зависимости от региона. В Галисии, Астурии и Стране Басков было много мелких и средних собственников и арендаторов, но мало поденщиков и безземельных крестьян. Каталонские арендаторы еще в конце XV в. добились для себя условий эмфитевсиса[210], фактически превратившись в собственников; они имели гарантию, что их не сгонят с земли. В Валенсии, Северной Месете[211]и Наварре большинство также составляли собственники и арендаторы. Напротив, в Западной Андалусии (провинции Севилья и Кордова) три четверти крестьян составляли поденщики, влачившие жалкое существование, а арендаторов было вдвое больше, чем собственников. В Восточной Андалусии, Мурсии, Эстремадуре и Новой Кастилии поденщики составляли от половины до двух третей сельского населения; остальное было распределено в равной пропорции между мелкими собственниками и арендаторами.

Дворянство по-прежнему оставалось наиболее могущественным и уважаемым сословием. В целом дворянство было главным землевладельцем: большая часть территории страны находилась под управлением светских и духовных сеньоров. В то же время крупные города, за редкими исключениями, зависели от короля. Сеньориальный строй вызывал растущее недовольство; поскольку крестьяне не различали сеньориальные права и земельную ренту, они ненавидели не сеньора, а собственника, жаждущего максимальной прибыли, и для этого, к примеру, превращавшего малодоходные пахотные угодья в пастбища или увеличивавшего земельную ренту.

Другое привилегированное сословие, духовенство (клир), являлось собственником около 15 % земли. В Испании насчитывалось, по некоторым данным, около 150 тыс. служителей церкви, т. е. они составляли 1,5 % населения страны. В среднем на 100 жителей приходился один священник, хотя существовали очевидные региональные различия. Заметная концентрация духовенства в городах создавала впечатление его процветания. Богатство духовенства, прежде всего монашества и особенно крупных монастырей, способствовало распространению в народе антиклерикальных настроений. Но эта проблема заботила и правителей, обеспокоенных накоплением в руках церкви неотчуждаемого имущества, невежеством низшего клира и многочисленностью монахов, которых в правление Карла III считали бездельниками. Король стремился получить право жаловать все церковные бенефиции королевства и добился этого по Конкордату[212] 1753 г. С этого времени право назначения на все должности священнослужителей принадлежало королю, который тем самым приобрел огромную власть над Церковью.

Реорганизация управления государством

Долгое правление Филиппа V (1700–1746) можно разделить на два этапа разной длительности; любопытно, что каждый из них характеризуется сильным женским влиянием. На первом этапе главная цель заключалась в том, чтобы консолидировать власть, которую одновременно оспаривали оппозиционные силы внутри страны и коалиция иностранных государств. Филипп V опирался в этом деле на выдающиеся политические способности принцессы Орсини[213]. По ее инициативе были назначены некоторые министры того времени: французы Жан Орри и Мишель-Жан Амело[214] и испанцы Мельчор де Маканас и Хосе Кампильо[215] восстановили финансы и наладили управление. Вторая супруга Филиппа V, дочь герцога Пармского Изабелла Фарнезе, принимала активное участие в управлении делами. Она поддерживала Джулио Альберони[216], который находился у власти в 1715–1719 гг. В период после его опалы выделяются два испанца: сначала Хосе Патиньо, который в 1733–1736 гг. являлся подлинным первым министром; затем маркиз ла Энсенада, с умом и со знанием дела возглавлявший дела управления с 1743 по 1754 г. и занимавшийся буквально всем: финансами, законодательством, общественными работами, делами флота…

Абсолютизм и централизацию — те общие принципы, которыми руководствовались Бурбоны, когда приступили к реорганизации государственного аппарата, — иногда приписывают французскому влиянию. Разумеется, с новым королем в Испанию прибыло много французов; в первые десятилетия правления Филиппа V они занимали видные посты в аппарате управления и в армии. Многие из них вернулись на родину после окончания Войны за испанское наследство и особенно после того, как в 1714 г. король вступил в брак с Изабеллой Фарнезе; она выгнала принцессу Орсини, которой ничего не оставалось, как вернуться во Францию, и то же самое сделали многие французы, которые ранее играли важную роль в управлении политическими и военными делами. И тогда стала заметнее роль итальянцев, фламандцев, ирландцев. Главную роль при дворе стали играть итальянцы. Однако роль иностранцев не следует и преувеличивать, их число сокращалось по мере того, как в правительство стали включать все больше испанских министров.

Обычно говорят, что в первые десятилетия правления Филиппа V французское влияние преобладало и что именно с ним следует связывать самую важную из реформ, осуществленных в это время, — введение «Нового установления», которое покончило с фуэро территорий Арагонской Короны. Но с этим не все ясно.

Следуя рекомендациям своего деда Людовика XIV, Филипп V озаботился тем, чтобы найти общий язык со своими подданными в землях Арагонской Короны. В Каталонии он отпраздновал свадьбу, а в Барселоне находился с октября 1701 по октябрь 1702 г., не вызывая недовольства в каталонском обществе. Кортесы 1701–1702 гг. в Барселоне были распущены без таких сложностей, какие возникали на последних каталонских кортесах Филиппа IV в 1632 г. В тот момент Филипп V торжественно поклялся хранить и почитать привилегии Принципата. Положение дел изменилось в ходе Войны за испанское наследство. Именно тогда Филипп решил уничтожить институты и особый статус земель Арагонской Короны. В 1707 г. были отменены фуэро королевств Арагон