Верховный суд подтвердил приговор, назначив казнь анархистов на 11 ноября 1887 г.

За сутки до казни Линг взорвал у себя во рту сигару – динамитную бомбу.

11 ноября приговор был приведен в исполнение. Подступы к тюрьме во время экзекуции охраняли несколько тысяч военных и полисменов.

Тела казненных выдали родным в тот же день. Линг, Шпис, Фишер, Энгель и Парсонс похоронены в пригороде Чикаго на немецком кладбище в присутствии 10 тыс. человек.

В 1889 г. журналистское расследование привело факты коррумпированности чикагской полиции.

В 1893 г. новый губернатор штата Д. Альтгельд, изучив дело и протоколы суда, пришел к выводу, что «была намеренно совершена чудовищная судебная ошибка», и помиловал Шваба, Филдена и Нибе. «Сейчас это помилование называют самым отважным актом американской юстиции за все время существования США» (Ю. Фролов).

Альтгельд официально извинился перед родственниками казненных и объявил во всеуслышание, что все восемь осужденных были невиновны и стали жертвой полицейской провокации и произвола.

Дальнейшее расследование установило причастность руководства чикагской полиции и рядовых полисменов к коррупции и рэкету городских бандитов и проституток.

В память об этом событии первый Парижский конгресс II Интернационала в 1889 г. принял решение о проведении ежегодных демонстраций в день 1 мая, объявленный Днем международной солидарности трудящихся.

P.S. К статуе Свободы в США в 1972 г. добавился еще и монумент Справедливости. Аллегорическая фигура Справедливости венчает лаврами павшего бойца. Памятник располагается в Чикаго на могиле «мучеников Хеймаркета».

«До этого здесь стоял памятник погибшим при взрыве бомбы полицейским. Поставили его в 1889 г. После чего монумент многократно взрывали неизвестные в 1924, 1963 и 1964 гг. Часто горожане выражали свой гнев в адрес властей тем, что испражнялись подле него и врезались на автомобилях в ограду. Город, видимо, устал восстанавливать и отмывать монумент, и в 1972 г., по указу чикагского мэра Ричарда Дэйли, памятник демонтировали и спрятали во внутреннем дворике главного полицейского участка Чикаго, подальше от горожан».

Суд над священником и суд над старушкой

Только настоящий художник способен породить легенды и фольклор, как это сделал «отец судебной риторики» адвокат Федор Никифорович Плевако (1842–1908). «Плевако был гениальным русским оратором. В этой области он был для нас тем же, чем был Пушкин для русской поэзии. Как после Пушкина стало трудно быть русским поэтом, так после Плевако стало трудно быть русским оратором», – написал в некрологе Плевако адвокат-криминалист Н. П. Карабчевский.

«За всю историю отечественной адвокатуры не было в ней человека более популярного, чем Ф. Н. Плевако… Сама фамилия его стала нарицательной как синоним адвоката экстра-класса: “Найду другого “Плеваку”», – говорили и писали без всякой иронии. Письма же к нему адресовали так: «Москва. Новинский бульвар, собственный дом. Главному защитнику Плеваке». Или просто: «Москва. Федору Никифоровичу» (Н. А. Троицкий).

Будучи оплотом судебной реформы 1864 г. Александра II, Плевако прославился как разработчик основ судебной риторики в России.

О русском адвокате знал весь мир. Его удостоил своей аудиенцией даже римский папа Пий X.

Блестящие речи защитника, пересыпанные остротами и каламбурами, не только в громких процессах («Митрофаниевский» процесс, дело Морозовской стачки 1886 г., дело Грузинского, дело Люторических крестьян и др.), но и в неприметных для общества судах над «маленькими людьми» стали настоящими театральными представлениями. Моноспектакли Плевако приводили публику и присяжных в восторг, даже когда они были (а такое случалось нередко) всего лишь искрометным двухминутным экспромтом. Очень часто слово адвоката, как мяч в ворота противника на последней минуте игры, ставил точку в судебном процессе.

Выступления Федора Никифоровича стали памятниками российского судопроизводства, а некоторые истории превратились в легенды, пересказанные на тысячи ладов. Не чурался адвокат и письменного творчества, публикуя в журналах свои пародии и эпиграммы под псевдонимом Богдан Побережный.

Плевако был глубоко верующим человеком, знатоком богословской литературы; служил церковным старостой в Успенском соборе Кремля. Тонко чувствуя религиозный настрой присяжных, «митрополит адвокатуры» щедро цитировал Священное Писание, ссылался на учение Святых Отцов, устраивал маленькие «чудеса». Как-то в провинциальном окружном суде он попросил звонаря местной церкви начать благовест к обедне точно по расписанию. И как только в конце многочасового выступления Плевако воскликнул: «Если мой подзащитный невиновен, Господь даст о том знамение!» – тут же зазвонили колокола. «Присяжные заседатели перекрестились. Совещание длилось несколько минут, и старшина объявил оправдательный вердикт».

Целый ряд известных дел стали таковыми только потому, что в них участвовал «московский златоуст». Благодаря его защите в историю вошли безымянные мужики и бабы, многих из которых Федор Никифорович защищал бесплатно и даже оплачивал их непредвиденные расходы. Адвокат вообще мало обращал внимания на статус и достаток обвиняемого. Прежде всего он чтил российские законы.

Адвокат Ф. Н. Плевако

Когда 23 декабря 1908 г. действительный статский советник, депутат 3-й Государственной Думы от партии октябристов Ф. Н. Плевако скончался, его «похоронили при громадном стечении народа всех слоев и состояний на кладбище Скорбященского монастыря». В 1929 г. прах юриста был перезахоронен на Ваганьковском кладбище.

Мы специально выбрали не большое дело, а два «дельца» – два эпизода из адвокатской практики Плевако, ставшие примерами в учебниках. Перескажем их своими словами, поскольку и до нас они дошли в многочисленных пересказах. Подчеркнем лишь одно – это не вымысел, а реальные истории, в которых Федор Никифорович произносил свои речи не ради красного словца, забавляя публику, а для спасения подсудимого от каторги. В эти моменты защитник творил царскую милость – даровал отчаявшимся людям, не ждущим помощи ниоткуда, кроме как от Бога, свободу.

1. Дело о старушке, разорившейся и обнищавшей дворянке, укравшей то ли 30-, то ли 50-копеечный жестяной чайник.

Дворянку судил коронный – правительственный суд. Прокурор, желая утереть нос адвокату, в своей речи забежал «поперек батьки» – озвучил все, чем можно разжалобить присяжных: больная жалкая старушка, живущая в беспросветной нужде, совершила грошовую кражу… Жаль бабусю, так жаль, хоть сам иди на каторгу. И все же – с пафосом произнес обвинитель – собственность священна! Пожалей воришку – пожалей и революционера. Все начинается с маленького. Сегодня – чайник, завтра – повозка. А послезавтра, гляди, погибнет Россия!

Говорят, Плевако поспорил с В. И. Немировичем-Данченко, что выиграет этот процесс. И выиграл. Он произнес тоже не без пафоса и словесного реверанса в сторону прокурора:

– Много бед и испытаний выпало России за 1000 лет. Печенеги терзали и топтали ее, половцы, татары, тевтонские рыцари, поляки. Двенадцать языков сожгли Москву. Все вытерпела, все преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но вот старушка украла чайник ценою в 30 коп. Бедная Россия! Что-то теперь с тобой