Макс Грабнер, напротив, производит крайне негативное впечатление. Спустя годы Ян Брандис восклицает:

– Он был трусом! Он пытался любой ценой защититься от свидетельских показаний. Он вел себя бесчестно!5

Перед нами снова Мандель, которая моргает, но не часто. Видно, как она дышит. Тяжело сглатывает. Под нижней губой появляется ямочка. Ее лицо полнее, чем предполагалось. Она слегка сложила руки под столом; не сжимает кулаки.

Ее дыхание частое; она дышит ртом, иногда с задержкой. Ее глаза слегка прищурены. Кажется, что она вздрогнула, но не сильно. Видны ее вздохи, почти дерганые, торопливые.

Ресницы Марии отливают золотым цветом, а на лице нет макияжа.

Глава 83

Вступительная речь

Один за другим обвиняемые вставали и с тихим jawohl подтверждали свои личные данные. Как правило, все заявляли о своей невиновности.

Большинство из них отрицали некоторые факты или соглашались с ними, но прибегали к защите под названием «я лишь выполнял приказ».

Газета Słowo Powszechne, 26 ноября 1947 года1

Когда обвинение выступило со вступительными речами, наблюдатели отметили, что обвиняемые сидят неподвижно, а лица большинства из них не выражают никакого беспокойства. Когда суд ушел на перерыв, подсудимые сняли наушники, продолжая хранить безразличие. Мария Мандель, казалось, осознавала свое положение, но упрямо смотрела в окно, когда в зале суда замелькали вспышки фотокамер2. Сотрудники польской киноиндустрии установили прожекторы, а рядом с ними американские кинематографисты, работающие над документальным фильмом, начали снимать процесс на пленку3.

Обвинительные заключения, зачитанные против подсудимых, были исчерпывающими и изобличающими. В них подробно описывались различные преступления, включая заговор с целью ведения захватнической войны и участие в преступных организациях, таких как НСДАП, целью которых была организация и совершение военных преступлений и преступлений против человечности.

Кроме того, были упомянуты: эксплуатация заключенных путем создания условий, приводивших к болезням и смерти; особые мучения и систематическое голодание; злоупотребление рабским трудом; проведение медицинских экспериментов, приводивших к тяжелой инвалидности, болезни или смерти; высмеивание, позор и моральное истязание заключенных. Подробно были описаны различные способы убийства заключенных, включая расстрелы, пытки, повешения и газовые камеры4.

Список обвинений против самой Мандель был особенно суровым:

Надзирательница, затем старшая надзирательница в концентрационном лагере Равенсбрюк;

Старшая надзирательница в Аушвице, затем начальница женского лагеря;

Участвовала в массовых и единичных убийствах;

Отбирала заключенных для газовых камер и медицинских экспериментов;

Причиняла заключенным смерти от голода и истощения, а также от избиения;

Оскорбляла личное достоинство заключенных путем обзываний, лишения еды и одежды, а также приговоров к бесчеловечным наказаниям5.

Во вступительном слове против Марии было обращено внимание на список умерших гречанок, подписанный ею в 1943 году. «Из-за отсутствия надлежащих документальных доказательств невозможно установить количество жертв, в убийстве которых обвиняемая принимала участие. Однако, принимая во внимание, что обвиняемая на протяжении нескольких лет осуществляла свою деятельность в концентрационных лагерях, и что только в одном этом списке было почти пять сотен имен, и что десятки тысяч женщин погибли, можно сделать вывод, что обвиняемая несет ответственность за смерть тысяч людей»6.

3 декабря 1947 года, после двух недель разбирательств, известный польский адвокат Тадеуш Киприан получил конфиденциальный отчет о ходе процесса. Ему сообщили, что первая стадия процесса прошла без неприятных инцидентов со стороны обвиняемых, поскольку они были напуганы и уклонялись от обвинений, которые на них сыпались.

Киприан, уважаемый и влиятельный человек, возмущался прессой, которая, по его мнению, искажала показания и делала собственные выводы. Он язвительно заметил, что «американская пресса покинула Польшу еще до объявления приговоров, с полным одобрением польской манеры ведения процесса и… качества польской водки»7.

Киприан заключил, что судебный процесс был очень сложным, поскольку проходил в кругу бывших заключенных и уцелевших. Поэтому неизбежно возникло недовольство среди тех, кто был исключен из процесса. По его словам, «если бы обвиняемые оказались в толпе, их бы разорвали на куски»8.

Во время процесса многие свидетели пережили так называемый психоз коллективного опыта9, отождествляя себя с тем, что видели и слышали. Возбужденные атмосферой зала суда, присутствием своих мучителей и необходимостью выступать перед публикой, они иногда рассказывали о том, что происходило или не происходило, происходило в другое время или в другом месте. Адвокаты обвиняемых стали пытаться дискредитировать свидетелей с помощью этих несоответствий.

По мнению Киприана, обвиняемых можно было разделить на две группы. К первой относились те, кто имел шанс быть приговоренным только к тюремному заключению – они были более сдержанными. Остальные, в свете наглядных свидетельских показаний, все больше понимали, что им, скорее всего, грозит смертный приговор. Таким образом, по мере продолжения процесса уровень их тревоги возрастал.

Он вспоминает, что Мария Мандель с первого дня процесса вела себя беспокойно, передвигалась по скамье подсудимых, нервно перелистывала свои записи, скрывала свою нервозность за надменным выражением лица, когда ее фотографировали, или бросала ироничные улыбки, раздражавшие присутствующих в зале суда людей10.

Глава 84

Дело против Мандель

Обвиняемые – больные люди, у которых отсутствуют базовые составляющие нравственного поведения.

Станислав Рымарь, адвокат Марии Мандель1

Как это часто бывает на процессах по военным преступлениям, особое внимание и резонанс получили обвиняемые женщины. Люди по всему миру слышали о печально известной Ильзе Кох из Бухенвальда и ее пристрастии к изготовлению абажуров из кожи заключенных. Особенно известна была Ирма Грезе, красивая молодая светловолосая надзирательница, которую уже осудили и повесили в Бельзене. Мандель и ее соучастницы были не столь широко известны, но в Кракове их дело получило широкое освещение.

Один из прокуроров на процессе Мандель начал свое выступление с замечания, что «мы привыкли считать женщин более тонкими существами, чувствительными к человеческой боли и страданиям. Испытывая боль, женщины дают жизнь новым человеческим существам. [Женщина] почти никогда не властвует над смертью или страданием». Затем он подчеркнул, что эти женщины из СС сознательно выбрали роль палачей и принимали активное участие в избиениях, убийствах и надругательствах над человеческим достоинством2.

Высказав предположение о возможных причинах такого зверства, прокурор заявил:

– Я могу лишь сказать, что в душах этих женщин невозможно отыскать никаких человеческих чувств3.

Описывая тот случай, когда одна из свидетельниц рассказала, что другая женщина ползала у ног Мандель, умоляя ее сохранить ей жизнь, а Мандель не слушала, прокурор резюмировал:

– Для меня это самый яркий пример того, что никаких человеческих чувств у этих женщин не было.

Далее он кратко