– Заканчиваем! У нас пять минут, и едем обратно! – водитель завёл двигатель. Из глушителя повалила сизая дымка выхлопных газов.

Снизу ему кто-то ответил, надрывая глотку, пытаясь перекричать мотор:

– Мы же не докопали!

– Петрович сказал сматывать удочки, а то ещё и себе копать будем! – рявкнул ГСИН-овец, сидящий за рулём.

Грузовик подъехал ближе к яме, из которой вылезли взмокшие от пота люди в камуфляже, и задрал кузов вверх. Из самосвала повалились тела.

– Ох, ты ж! – Валентина Ивановна прикрыла рот рукой, боясь издать от неожиданности крик.

Тела валящихся из кузова людей были одеты в чёрные робы. Она видела такую на сыне в день их короткого свидания. Когда «груз» был без остатка перемещён в яму, грузовик отъехал. Трое с лопатами начали закидывать груду трупов землей. В том, что это были именно мёртвые заключённые, Валентина Ивановна ни на толику не сомневалась.

– Всё, ехать надо! Хер ли ты там копаешься? Мхом закидайте и поехали! Опоздаем – всем нам звиздец! – проорал водитель истошным, не на шутку испуганным голосом.

Копатели спешно накидали заранее отложенный, снятый слой лесной почвы на братскую могилу. Затем сотрудники запрыгнули в кузов, и грузовик тронулся с пробуксовкой – из-под колёс вылетела болотная грязь. Когда машина скрылась за деревьями, Валентина Ивановна бросилась к могиле. Она не могла объяснить себе самой, почему её сын должен быть там. Сердце мучали переживания, ничто не способно было сейчас остановить её. Абрамова энергично начала рыть руками свежую рыхлую землю. Яму толком закопать не успели – на верхнем теле лежало всего десять сантиметров земли. Женщина быстро раздвинула, раскидала грунт с первого бледного лица.

– Ох, мамочки, – просипела от ужаса женщина. Обезображенная голова мертвеца предстала «во всей красе». Кожа покойника превратилась в сплошную гематому. Но это точно был не её сын. Валентина Ивановна кинулась копать дальше. Из её глаз полились слёзы. Она боялась увидеть то, что так пыталась сейчас найти. Но оставить всё как есть, уйти, забыть об этой жуткой яме было выше её сил. Она больше всего желала чтобы его среди них не было, но…

– Никитаааа! – голос сорвался на стон.

Её родной, любимый сын лежал, придавленный другими мертвецами. Его голове не хватало фрагмента черепа. На его шее и воротнике безобразным узором застыла запёкшаяся кровь. Валентина едва не потеряла сознание при виде родных ей глаз, с безразличием смотрящих в бесконечность. Глаз красных, налитых стылой кровью.

Валентина Ивановна рыдала, прижимая тело сына к себе. Она пыталась очистить его лицо от земли и багровых пятен, ненароком смачивая свои ладони слезами. «Нет, я не позволю вот так!» – женщина встала и начала вытягивать труп из могилы. Мертвец казался ей непомерно тяжёлым. Она тянула изо всех сил, но едва ли сместила тело на несколько сантиметров. Присмотревшись, Валентина увидела, что ноги её сына придавлены другими телами. Абрамова с новой силой бросилась раскапывать и раздвигать умерших заключённых. Наконец, когда все преграды в виде безжизненных рук и ног были отброшены, женщина вытянула сына из земли.

Оттащив за кусты, в высохшую канаву, она решила оставить его там, пока не вернётся с помощью: «Валерий Геннадьевич должен быть дома, попрошу его помочь, он не откажет. Он хороший человек. Всё равно я Никиту далеко не утащу – слишком тяжёлый. Но я не дам его вот так похоронить, как собаку! Я не спущу им его смерть, чего бы мне это не стоило!»

Укрыв труп ветками и мхом, Валентина бросилась обратно к могиле, чтобы замести следы своего вторжения. Когда с этим было покончено, женщина схватила валявшийся на полянке бидон с ягодами и побежала в сторону остановки электрички. «Твари, сволочи! За что они это сделали с моим Никитой?» – вертелось в голове несчастной, то и дело смахивающей с глаз наворачивающиеся слёзы. Валентина неслась сквозь лес, боясь, что ГСИН-овцы вернутся раньше, чем она приведёт помощь, что её лишат возможности хотя бы похоронить сына по-человечески. Под ногами проминался мох, хрустели сучья, пару раз она влетела ногой в ямки между корней старых деревьев и чуть не вывернула лодыжку. Абрамова даже не задумывалась, откуда у неё сейчас силы на этот лесной марш-бросок. Наконец, Валентина Ивановна добралась до опушки, от которой к подъёму на перрон вела тропинка.

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу!» – постоянно повторяла сквозь себя отчаявшаяся мать. На платформе электричку ждало ещё несколько человек. Все были одеты в поношенные вещи, у всех при себе имелись корзинки или бидончики. Валентина Ивановна ринулась к ближайшей женщине:

– Элек…электричка уже б…была, – голос Абрамовой был хриплым, говорила она сквозь одышку.

Женщина повернулась, чтобы ответить ей, но как только посмотрела на Валентину, шарахнулась от неё:

– Вот должна подойти. С вами всё в порядке?

Абрамова, чувствуя раздражение от полученного ответа, тут же воскликнула:

– А во сколько? Во сколько должна подойти? Через сколько будет?

– Да ну, примерно…

– Быстрее отвечай! – Валентина Ивановна прокричала эту фразу так громко, что чуть не оглохла от собственного вопля.

Вся платформа уставилась на неё.

– Ненормальная какая-то, – произнёс кто-то вдали.

Женщина, испугавшаяся такого внезапного крика Абрамовой, ещё на шаг отступила от странной агрессивной бабы со словами:

– Успокойтесь! Не нужно кричать на меня.

Валентина крепко сжала ручку бидона, сделала резкий выпад и бросила ёмкость с ягодами в голову своей жертве. Под человеческие вопли по железобетонной плите перрона потекла струйка красной жидкости.

***

В лифт кирпичной девятиэтажки вошёл молодой человек, выглядевший старше своих лет. Его измученное нездоровым образом жизни бледное лицо запоминалось впалыми щеками и тёмными мешками под глазами. Его легко было принять за наркомана. Он был зависим, он действительно убивал себя, но не запрещёнными веществами. Его грязные патлы были нарочно выкрашены в чёрный цвет, сгорбленное измученное тело облачено в одежду тёмных оттенков. Ноги утяжелялись затёртыми, поцарапанными «мартинсами» с потрескавшейся подошвой. Любимая обувь паренька – из тех времён, когда он просто принадлежал тусовке готов. Доехав до седьмого этажа, мужчина вышел из лифта и направился к квартире, на двери которой красовался чёрный круг размером с человеческую голову, вымазанный дешёвой эмалью. Молодой человек дважды стукнул в дверь, игнорируя звонок. Щёлкнули замки и засовы, простонали петли – дверь отворилась. В трёхкомнатной квартире было темно: окна завешаны плотной тканью, лампочки выкручены, стены исписаны