Николай сам не понял, откуда у него нашлось столько самообладания, чтобы сдержаться. Наверное, потому что он выскочил из магазина до того, как глаза накрыло красной пеленой. «А, может, притихшая головная боль сдержала? Неважно», – думал он, возвращаясь домой. Ему было бы очень стыдно перед женой, если вместо встречи на перроне, ей пришлось идти к нему на свидание в камеру предварительного заключения. У дома стоял выцветший хлебный ларёк. «Хоть чёрного погрызть, – решил Николай. – По пути к вокзалу в другой магазин зайду, там возьму пельменей. Пусть и в долг. Отдам со следующего месяца, с жалованья». Он внезапно вспомнил лицо комдива, и то, как начальник сказал ему: «Приведёшь голову в порядок».

– Если, конечно, будет это жалованье. Если будет. Или уволят? Спишут? Зачем я им такой «неправильный»? А как смолчать, если то, что они делают, потом стоит солдатам жизни? А они могли бы по-другому, если бы видели сами всё то, что творилось в Могучем? Да какая уже разница?

За таким негромким разговором с самим собой подполковник подошёл к ларьку и протянул купюру в окошко:

– Здравствуйте. Хлеб, пожалуйста.

Продавщица узнала мужчину и, потянувшись за чёрной булкой, произнесла:

– Здравствуйте! А консервов не хотите? У нас по скидке сейчас есть!

– Консервы? Никогда же не было. А какие? Почём?

– Да вот вчера целый ящик привезли. У них срок годности на днях заканчивается, но их ещё можно есть! По пять рублей за банку!

– Давайте! Свинина есть?

– Да.

– Пару баночек.

– Вот, держите.

«И не такое есть приходилось», – с кислой ухмылкой Николай поднимался по лестнице на свой этаж, разглядывая консервы. Он бросал взгляд на марши выше, но уже не смотрел на них так пристально и напряжённо, как пару дней назад, когда ходил за «огненной водой»: засаду боевиков больше не ожидал. Сегодня он не думал и о растяжках, сокращая путь до подъезда по дворовым тропинкам. Подойдя к двери квартиры, подполковник услышал звонок телефона. Достал ключ, открыл, вошёл. «Ну, всё, Николай Алексеевич, комдив небось тебя в запас списывает – наслужился», – с грустью подумал он, взяв трубку.

– Алло.

– Алло, Коля? Здравствуй! – это был голос его товарища. Одного из немногих, кто не изменил к Демченко отношения после возвращения Николая с остатками личного состава из командировки и всех последующих событий. – Ты завтра в часть подъехать сможешь?

– Здравствуй, Вась. Да, могу, а что случилось? – он уже предполагал ответ на свой вопрос.

– У нас тут запрос разместили: требуются офицеры, званием не ниже майора, с боевым опытом, на формирование новой воинской части. Коль, у нас из таких только ты и есть! Если завтра рапорт на этот запрос напишешь, комбат обещает тебе всё подписать и характеристику образцовую выдать!

Демченко был приятно удивлён новостям:

– Да, я завтра приеду, часам к 11. А от кого запрос?

– Я таких фамилий не слышал, но точно по линии ФББ.

– Понял тебя. Завтра буду в 11:00. Спасибо, что сообщил, Василий! Увидимся.

– Ага! Давай, Коль.

Демченко положил трубку обратно на домашний дисковый телефон. На душе у него стало гораздо легче.

***

За 2 года и 6 месяцев до создания «Объекта 80».

Громов сидел на холодном металлическом стуле напротив сотрудника Федерального Бюро Безопасности. Кроме них в серой полупустой комнате подвального этажа находился ещё один человек в чёрной форме: женщина закрепляла на теле Александра Ивановича электроды полиграфа. После того, как манипуляции были завершены, контрразведчица удалилась из кабинета. «Фбэбэшник» начал запись:

– Семнадцатое февраля, пятнадцать ноль две, допрос майора Громова. Допрашивает оперуполномоченный Свиридов Артём Геннадьевич. Товарищ майор, вам удобно говорить? Что-то вас стесняет?

– Нет, всё нормально, – ответил Громов. Он ощутил, как усилилось волнение. Оно возникло ещё вчера, когда в штабе его воинской части стало известно, что майору следует посетить отделение ФББ по какому-то делу, что его будут там допрашивать о чём-то.

– Хорошо. Александр Иванович, меня интересуют в основном сведения о подполковнике Демченко Николае Алексеевиче. На все вопросы отвечайте, как посчитаете нужным: коротко – коротко, развёрнуто, так развёрнуто. Вы знакомы с ним?

– Да, конечно, – волнение немного отступило. – Мы оба участвовали в операции по штурму Могучего.

– При каких обстоятельствах произошло ваше знакомство? – сотрудник начал что-то помечать в своём блокноте, лежавшем перед ним на письменном столе, рядом с экраном полиграфа.

– Подполковник Демченко попал в засаду в центре города. Его бригаду окружили на привокзальной площади и полностью блокировали. Меня назначили главным колонны, которая должна была пробиться в город и обеспечить эвакуацию 151-й бригады.

– Как, по вашему мнению, показал себя Демченко в этой ситуации?

– Достойно. Я думаю, что лучше, чем многие другие, окажись они на его месте, – вопрос показался Громову странным.

– Вы что-то знаете о службе Николая Алексеевича после выхода из окружения?

– Нет, не особо. Слышал, что он попал в госпиталь на пару месяцев. Потом, вроде, ещё полгода его бригада стояла на блок-постах в освобождённых районах республики, в основном на предгорьях. Но, может, я ошибаюсь.

– То есть вы не поддерживали с ним плотный контакт после Могучего?

– Можно сказать, что нет. Один раз позвонил ему в госпиталь, в самом начале его лечения, узнать, как здоровье. Он тогда реально хотел из палаты в главный штаб операции сбежать, чтобы сказать всё, что он думает о виновных в гибели его людей. Николай ещё хотел рапорта писать в военную прокуратуру. Вроде бы даже писал, но я точно не знаю.

– Он винил во всём главный штаб?

– Да, когда выходили из города, он был зол так сильно, что не чувствовал боли от своих ран. Я помню его взгляд – это были «бычьи» глаза, налитые кровью. Если вы понимаете меня.

– Да, я понял, – отстранённо произнёс оперуполномоченный. – А про свои операции в республике, что расскажете?

– Мои? – Громов был удивлён: вроде бы допрос посвящался личности Демченко. –Ну, вот, в Могучем во втором